и расправа». В «Жертвах Ялты» описаны не только масштабные депортации коллаборантов, организованные Великобританией и США, но и операции в других (Франция, Бельгия, Финляндия), в том числе нейтральных странах, в которых интернировалась часть перемещенных лиц (Швейцария, Швеция). Основным аргументом Толстого является мысль, что «выдавая русских в немецкой форме советским властям, английское правительство прекрасно знало, что сознательно нарушает и свои обязательства по международному праву, и соглашения с немецким правительством. Такое сознательное нарушение закона трудно назвать иначе как военным преступлением»[256]. При этом никакой оценки (кроме этической) депортации перемещенных лиц, не являвшихся членами вермахта или ваффен СС, в монографии не содержится. Автор проигнорировал, как якобы неубедительные, опасения высшего руководства союзников, возможности использования Москвой освобожденных английских и американских военнопленных как заложников, то есть в качестве инструмента шантажа[257].
Вторая книга, посвященная роли в вопросе депортации экс-премьера Энтони Идена, была запрещена судом Великобритании как содержащая диффамацию.
Подобный подход отчасти присутствовал и в соответствующей главе солженицынского «Архипелага ГУЛАГ» («Та весна»). Такая точка зрения, по справедливому замечанию другого английского историка, лорда Николаса Бетелла, обуславливается тем, что главным источником информации выступают жертвы принудительной репатриации[258].
Более взвешенный и объективный анализ дал сам Бетелл в книге «Последняя тайна». Бетелл, как и Толстой, реконструировал архитектуру насильственных репатриаций. Он писал об основных операциях в Лиенце (Казачий стан Доманова и перемещенные лица), Кемптене, Дахау, Платтлинге (власовцы, «хиви» и другие коллаборанты, а также перемещенные лица) и ряде других.
Причины насильственной выдачи были обусловлены «необходимостью обеспечить безопасность английских и американских военнопленных, находившихся в советских руках; опасением вызвать подозрения советского правительства и тем повредить ведению вой ны; страх перед трудностями, которые вызвала бы необходимость устройства и расселения на Западе большого числа советских граждан»[259].
Бетелл подходил к проблеме дифференцировано. Он не считал ее решение правильным. Депортация, безусловно, «обернулась жестокой несправедливостью к тем советским гражданам, которые никоим образом не сотрудничали с нацистской Германией». Вместе с тем ученый был уверен, что советские граждане, «которые помогали нацистской Германии… по советским законам, как и по законам любой другой страны… были виновны в измене родине»[260]. Правда, оговаривался Бетелл, следует учитывать, что довоенные репрессии советского правительства, которые несли столь масштабный характер, обернулись неизбежным сокращением собственной легитимности со стороны социума. Также и последующее после депортации суровое наказание, как правило, не соответствовало