ты можешь себе представить. Ты и твоя сестра.
Ну всё. Теперь я вообще не знаю, что сказать. А директриса смотрит и ждёт.
– Ну? Говори, говори.
Жму плечами.
– Ничего. Нормально всё с… с Тарасовым.
– А с тобой?
Снова жму плечами.
– И со мной.
– Нормально значит? Хмм… А как понимать тогда визит твоей сестры сюда, к нам?
А я знаю? Для меня её визит вообще новость. Её обычно из офиса от звонка до звонка не выдернуть.
– Послушай, Вероника, – понижает голос директриса, – давай начистоту: то, что вы там все вчера напились, это отдельная тема и разбираться, соответственно, будет отдельно. А вот обвинение в изнасиловании – это серьёзно. И кроме ответственности самого Тарасова, если он, конечно, действительно это сделал, есть ещё и твоя ответственность в виде ложного обвинения, если ты, вдруг, что-то… напутала. Поэтому объясни мне, пожалуйста, ты, что там у вас вчера случилось, потому что Мария, как мне показалось, и сама толком ничего не знает, но настроена при этом весьма решительно. Решительно наломать дров, я бы сказала. А мне нужна правда.
У меня звёздочки перед глазами от ужаса и духоты. И «тюк-тюк-тюк» – молоточки по мозгам. Какое ещё изнасилование? Разве… Да нет. Ну нет, я… Разве я могла бы такое забыть? Или не почувствовать? Ну, с утра?..
А в голове между тем начинают мелькать какие-то воспоминания, но настолько зыбкие, что… Ночь, машина, фонари уличного освещения – мелькают и убаюкивают… И Тарасов. Да, там точно был Тарасов, но…
– Ну?! – повышает голос директриса. – Чего ты мне тут интригу разводишь? Нашла время и место. Было что-то или нет? Правду, Вероника. Покрывать никого не надо, но и наговаривать – тоже! Было или нет?
– Н… нет. Ничего такого.
И она словно этих слов и ждала, подлетела ко мне, словно спущенная пружина, вознесла руки над моей головой – то ли взывая к небесам, то ли в порыве придушить:
– Тогда какого рожна вы тут с твоей сестрицей устраиваете?! Это что вообще? Что за глупые угрозы или как это вообще назвать-то, я даже не знаю! Вы что, вообще не соображаете, что делаете? И ладно бы кто другой ещё, но вы! ВЫ! Вы, которые прямо сейчас у меня тут на птичьих правах находитесь! Исключительно благодаря моему к вам доверию и глубочайшему уважению к… к… – трясёт растопыренной ладонью, указывая куда-то в потолок, но я понимаю, что она имеет в виду Машкиного Саню. – Как это вообще, я не понимаю! И ладно бы действительно был повод, но вот так просто оболгать парня… Зачем, Крылова? Чего вы этим добиваетесь, я не пойму?!
Я молчу, она орёт. Нет, ну не то, чтобы орёт, так-то пытается говорить потише, аж хрипит придушенно, но от этого мне только ещё страшнее становится.
– В общем так, Крылова. Я когда в одиннадцатый класс без должного оформления тебя брала, я пошла тебе навстречу. Тебе бумажка за десятый класс для этого твоего лагеря нужна была, и я тебе её авансом выписала с одним лишь условием: что это нигде не всплывёт, и что ты в первом же полугодии этого года закроешь аттестацию за десятый класс, так?
Киваю,