то наиболее важной из них была организационная структура самого корпуса и входящих в его состав танковых и моторизованных дивизий. Именно этот фактор привел летом 1941 года командование Красной армии к отказу от самостоятельных танковых соединений как таковых и к переходу к соединениям и частям поддержки пехоты – танковым бригадам, полкам и батальонам…
Отказ от танковой дивизии, как организационной единицы, был вызван прежде всего негативным опытом их использования летом 1941 года. И если мы сравним танковые дивизии РККА и вермахта, то поймем главную причину такой реформы. Сразу бросается в глаза тот факт, что в советской танковой дивизии полностью отсутствовали противотанковые орудия, по количеству легких гаубиц она уступала немецкой в два раза, по полковым орудиям – в пять раз, по минометам среднего калибра – в полтора раза. Но самой ощутимой была разница в количестве моторизованной пехоты в обоих соединениях. На 375 танков советской дивизии приходилось около трех тысяч человек мотопехоты, а на 150–200 танков немецкой – шесть тысяч человек мотопехоты. Если считать в батальонах, то на 8 танковых батальонов в дивизии РККА приходилось 3 мотострелковых батальона (соотношение 2,67: 1), в то время как в немецкой танковой дивизии это соотношение было 1: 1,67—1: 2,5 в пользу пехоты (считая мотоциклетный батальон), так как на 2–3 танковых в ней было 5 мотопехотных батальонов.
В связи с такой организацией немецкой танковой дивизии было намного легче и наступать, и обороняться. Ей это позволяла делать пехота, двигавшаяся вместе с танками и способная занять и удерживать местность. Опыт войны привел советские танковые войска к сходной организации. Танковая дивизия 1946 года имела в своем составе 11 646 человек, 210 танков Т-34, три танковых и мотострелковый полк. Причем в танковых полках, помимо трех танковых батальонов, был еще батальон автоматчиков – последнее было уже исключительно советским изобретением, в немецкой танковой дивизии такой практики не было…
В танковой дивизии 1941 года только по штату было пять типов танков (тяжелые КВ, средние Т-34, легкие Б Т, Т-26 и химические танки), а фактически дивизии имели на вооружении практически весь спектр бронетанковой техники, выпущенной в Советском Союзе в 30-е годы. Таким образом, получались комбинации, мешающие эффективно использовать танковые соединения. Например, в 12-м механизированном корпусе 23-я танковая дивизия была вооружена танками Т-26, а 28-я танковая дивизия – машинами БТ-7. Подвижность соединений одного и того же корпуса оказалась различной, поэтому эффективность совместных действий двух дивизий представляется сомнительной. Такие же ситуации возникали и в других корпусах – например, в 7-м (14-я тд на Б Т, 18-я тд – на Т-26) и 19-м (40-я тд на Т-37, 43-я – на Т-26). Новые танки порой только добавляли проблем и разнобоя. Так, командир 41-й танковой дивизии в своем отчете о боевых действиях жаловался на то, что танки КВ (в данном случае – КВ-2) с их маршевой скоростью 5 км/ч отставали даже от относительно медленных Т-26»[28].
Во многих деталях я согласен с Дригом, но с основным тезисом, мол, танковый погром наступил потому, что наши мехкорпуса имели