голыми руками не сможет наломать с них лапки, да даже и с маленьких елочек не сможет и опять стала рвать лиственные ветки. Накидала ветки внутрь логова, кое как прикрыв вход, легла на свою лежанку и провалилась в темноту.
Проснулась Алина от жужжания насекомых. Интересно, сколько же проспала? Подумала она. Высунула голову из своего логова, поняла, что начинается солнечный денек. Небо было чистое, облачка мелкие, белые, пушистые. Солнце вставало где-то за спиной. Нестерпимо хотелось есть. Пришлось вылезти и оглядываясь идти к реке, напиться воды. И чего оглядываюсь, да пусть звери съедят, все равно не знаю, где я и как отсюда выбраться – думала Алина, шагая к реке. Подумаешь медведи, они и в прежней ее жизни выходили к людям – то на дорогах попрошайничали вкусняшки у проезжих водителей машин, то даже в села и города наведывались, на свалках да на помойках объедались. Волки – звери пострашнее будут, живут стаей, питаются только мясом в отличие от медведей. От них точно не спасешься. Но вроде их нет там, где медведи ходят – или это только что она придумала для самоуспокоения? Хм, не знаю, не знаю.
Напившись и умыв лицо, осмотрела себя. Картина была не для слабонервных. Грязная, с космами вместо прически, опухшая, с расчесами от укусов, ногти сломанные – это было нечто. Плакать сил не было, да и что с того, плачь не плачь, а дороги обратной не видать. Хорошо, что не май месяц, особенно его конец, гнус бы точно загрыз ее до смерти. У индейцев, вроде бы, существовал даже такой вид казни: голого человека привязывали к дереву и того заживо съедала вот эта, пищащая и жужжащая на разные голоса, летучая мразь.
Что делать? Который раз сверлила голову мысль. Куда идти? Если это август, то не за горами и зима. Но вдруг Алина услышала курлыканье и увидела, как лебеди спустились на воду, почти в середине реки. Их было довольно много. Пар пять взрослых лебедей и много малышей. Затем все поплыли к берегу, к ивняку, что рос в воде. Такое Алина видела впервые. Она видела стаи высоко в небе, и иногда прилетающих было больше, чем улетающих. Их нещадно истребляли охотники-браконьеры. Видела в парках Астрахани, в Анапе, даже в Кирове по две-три пары без птенцов. Но таких гордых, красивых видела впервые. Налюбовавшись на лебедей, опять грустно вздохнула.
Опять нарвала веток и пока еще не так много гнуса, решила идти назад: вдруг еще остались кусочки рыбы от медвежат. Теперь уже не думалось ни о соли, ни о глистах и прочей мерзости, просто хотелось есть.
Оказалось, что она ушла довольно далеко от пиршественного места медведей. Скоро она увидела вчерашние следы медведей. Ее догадки оправдались: как дядя Коля рассказывал, если медведь сытый, его когти утопают в лапах и их почти не видно. Здесь следы были еще с когтями, но уже неглубокими (длина когтей взрослого медведя почти десять сантиметров), значит медведь почти сытый, жирный, к тому же до спячки еще не скоро, нагуляет еще жира. Саму семейку медведей не было видно и не было слышно. Никто к реке не шел. Может спят еще. Но увы, кусочков рыбы не было. За ночь мелкое зверье