нас тут собачка! – расплылась в улыбке вторая дура.
– Невидимая? – с ехидством, призванным скрыть растущую душевную тревогу, спросил комендант.
– Почему? Видимая. Мы ее видели! Хорошенькая такая, рыженькая, глазки блестящие, ушки лопушистые! – засюсюкала девица.
– Так! – произнес Гуляев и крепко потер лоб, собирая в кучку от лопушистых ушек к переносице разбегающиеся мысли.
По всему выходило, что он слышит невидимых собак и не видит видимых. Даже в кратком пересказе это звучало чертовски скверно.
– Что же это? Господи! Я с ума сошел, что ли? – дрогнувшим голосом пробормотал комендант себе под нос.
Будучи закоренелым атеистом, до сих пор он никогда всерьез не обращался с запросами в горние выси. Возможно, именно поэтому высшие силы проявили необыкновенную отзывчивость и откликнулись на поступивший к ним призыв тонким собачьим визгом.
– Не-е-ет! – простонал комендант.
Он окинул затравленным взором сияющую пустоту под новым навесным потолком, почувствовал головокружение, зажмурился и покачнулся.
– Ой, собачка! – в большом волнении дружно ахнули лабораторные девы.
– Да-да, невидимая! – скривился несчастный комендант.
Он закрыл глаза и потому не увидел, как легендарный кабелеукладчик – мелкая рыжая такса с фонариком на голове и в специальной шлейке с прикрепленным к ней отрезком провода – вывалился из-за фальшпотолка вместе с просевшей под его весом пробковой плиткой.
Фрагмент потолка плавно спланировал на пол, не задев застывшего коменданта, а вот такса на шлейке, сыгравшей роль страховочного троса, плавно опустилась ему на плечо.
– Мама! – жалобно вскрикнул совершенно замороченный Гуляев, открыв глаза и увидев прямо у своего лица радостно скалящуюся собачью морду.
Удачно десантировавшийся кобель-кабелеукладчик признательно лизнул его в щеку, и дикий ужас погасил последние проблески разума во взоре обласканного коменданта.
Хотя Кулебякину не раз случалось бывать у нас в «МБС», я ориентировалась на местности гораздо лучше, чем он, и потому даже на каблуках опередила милого в беге по прямой на несколько метров.
– Куда, куда?! Тпру! – замахал на меня руками молодой человек типично милицейской наружности.
Несмотря на некоторую разницу во внешности, в чем-то принципиально важном все опера похожи, как однояйцевые близнецы (однажды я высказала это свое мнение Денису, и он не стал со мной спорить, только попросил убрать определение «однояйцевые» как порочащее мужские честь и достоинство).
Во времена какого-нибудь Людовика коллеги Кулебякина были бы очень хороши для игры в живые шашки. Взять младший офицерский состав одного райотдела милиции, разделить на две команды, одним оставить обычные черные омоновские шапочки, другим дать специально пошитые белые, расставить рядочками на подстриженном «в клеточку» версальском газоне – и вуаля! Хотя Людовики, правившие задолго до эпохи коллективизма, предпочитали