«Проминент».
Декабрь 1941 года
Под Новый год в Винницу для выполнения функций следователя прибыл офицер специального отдела абвера при командовании 2-й армии вермахта со странной, явно неарийской фамилией, то ли Федреготти, то ли Федриготти. Руководство лагеря, в том числе и его комендант – Эгон Петерсон, которого Потапов уже успел мысленно окрестить Шпалой, почему-то называли его боссом, точнее – Босси.
– Для начала я расскажу о ваших правах и обязанностях, – следом за офицером повторил переводчик из числа советских военнопленных, как окажется позже – потомок так называемых поволжских немцев, первых переселенцев из Германии.
– Валяйте…
– Лагерь, в котором вы будете содержаться, находится в ведении Главного командования сухопутных сил абвера, поэтому условия содержания в нем намного лучше, чем в других учреждениях подобного типа. Согласно Женевским конвенциям, которые Советский Союз, кстати, так и не удосужился подписать, вы как генерал поверженной армии имеете право, во-первых, на адъютанта, во-вторых, на денежное содержание, в-третьих – на продовольственный паек офицера вермахта, в-четвертых, на гарантии сохранности мундира, а также наград – орденов и медалей…
– Пункт первый отвергаю, обойдусь без адъютанта, тем более что мой погиб в бою; во-вторых, за рейхсмарки не продаюсь, а вот за третье – спасибо. Мне надо усиленно питаться, чтобы поправить пошатнувшееся здоровье и дожить до того радостного мгновенья, когда вашего гребаного фюрера вздернут на виселице…
Переводчик замешкался, не зная, переводить последнюю фразу или нет, но все же собрался с духом и промямлил:
– Фюрер ан висилице цу хинауфзихен…
Узкий лоб босса покрылся испариной.
– Но самое главное, – продолжил Потапов, – наша армия еще не разбита, не повержена, как вы сказали. Русские долго запрягают, но быстро ездят. Еще немного – и погонят вашего брата от Москвы до самого Берлина! Только пятки сверкать будут!
– Отставить пропаганду! – завизжал Петерсон.
– Яволь… Фортфюрен[1], – решил загладить ситуацию следователь, продолжая неспешно делать свою работу. – Какие отношения сложились у вас с армейскими политработниками?
– Самые лучшие.
– Но ведь все комиссары – евреи!
– И что с этого?
– Народ-паразит… Позорная опухоль на теле человеческой цивилизации!
– Мы, советские люди, в большинстве своем – интернационалисты. И национальность не имеет для нас решающего значения. Как говорится: лишь бы человек был хороший. Да и евреев среди политработников не так много. Всего-то два процента. Остальные – русские.
– Позвольте не согласиться с такой статистикой!
– Ваше право…
– Что ж, продолжим?
– Как сочтете нужным. Я весь внимание.
– Вы член партии большевиков?
– Да. С тысяча девятьсот двадцать шестого года. И безмерно этим горжусь.
– Как вы оцениваете действия Сталина по уничтожению элиты Красной Армии?
– Не