меня в Исфахане Мирза Мехди-хан, секретарь Надир-хана, ответственный за перевод священных книг всех родственных вероучений, оказался средних лет человеком. Был он в расшитом золотым шитьем, парчовом халате, тюрбан на голове обнимала зеленая чалма. Переводчика, который должен был присутствовать при нашем разговоре, он отослал сразу, как только я выговорил на его родном языке несколько приветственных фраз и коротко рассказал о нашем путешествии.
Мы расположились в просторном зале, соседнем с диванханой,[33] являвшимся как бы кабинетом этого высокопоставленного вельможи. Уже после того, как толмач удалился, он кратко осведомился о моем учителе, которому удалось за такой короткий срок научить меня, «фаранга», говорить на фарси, и признался, что с детства испытывал особую тягу к языкам и гордо сообщил, что знает их более десятка – в общем-то, все, на которых говорят образованные народы. Затем начал перечислять: прежде всего, назвал арабский, потом узбекский, словарь которого он составил, тюркский, на котором разговаривают на южном побережье Гирканского моря. О других языках, на которых разговаривают «образованные» народы, я даже не слышал. Я ответил, что фарси учил меня его соотечественник, живущий в Бомбее. Мирза Мехди-хан сразу поморщился. Я тут же добавил, что тоже с детства увлекаюсь чужими наречиями и, помимо родного, тоже знаю более десятка иноземных языков. Французский, английский, испанский, голландский, русский, португальский и так далее. Мирза Мехди-хан признался, что всегда полагал, что «фаранги», кроме «московитов», говорят на одном языке – и для него новость узнать, что в Европе тоже существует изобилие наречий. Каждый новый язык для меня радость, признался я, тем более весомая, когда в чужих словах слышу отзвуки родного говора. Так персидский, по-моему, родствен санскриту, языку московитов и нашим, европейским. Особенно немецкому наречию…
Мы начали сравнивать слова, относящиеся к самым общим определениям и наименованиям (например, «вода», «огонь», «мать», «брат», «сестра», счет от одного до десяти) и пришли к выводу, что когда-то давным-давно наши народы были едины или жили рядом, как братья. Что же нас разделило? Почему теперь народы-братья с ненасытной жестокостью вот уже какое столетие неутомимо режут друг друга?
Я никогда не забуду тот долгий миг молчания, в которое мы погрузились. Мы оба знали ответ, но вымолвить его не поворачивался язык. Я боялся обидеть хозяина, Мирза Мехди-хан не хотел рисковать головой. Неужели вера в единого, бесконечно доброго и терпеливого Создателя способна разъединять людей?
Оба – я, христианин, он, магометанин шиитского толка – поклонялись одному и тому же Богу. Обе наши ветви вслед за древними иудеями, оставившими нам в наследство Библию, полагали его Творцом всего сущего. Почему же кровопролитием обернулось для нас отправление культа, ведь по сути это не более, чем человеческие выдумки? Разве восхваление последователями Иисуса Святой Троицы как вселенского воплощения присутствия Создателя в мире