поросшему низко стелющейся полынкой, опрометью пробежал перепуганный вороньим криком рыжий суслик и юркнул в нору. Куда-то подевались, будто и впрямь их ветром сдуло, маленькие дымчатые чайки, лишь бело-розовый великан мартын упрямо и одиноко плавал в центре вскипающего озера.
А тройка вон уже где – снова догоняет потеху ряженых и снова рассекает ее, вскидывая деланый испуг, смех и суматоху.
Резко обозначилась грань слепящего дня там, где стояли Мишка с дедом, и густо-сумеречной, почти чернильной тени за озером на поскотине.
– Счас жахнет!
Мишка прижался к плечу деда Якова, но, наверное, больше из озорства, потому как грозы не боялся.
– Обойдется, – неуверенно проговорил дед Яков.
Почти одновременно взвоссияло десятками молний, и так шарахнуло коротким, трескучим и рваным гулом, что дед Яков невольно присел с придыхом: «А-а…» – будто его нежданно шибануло током.
Мишка засмеялся над промашкой старика.
– А счас еще пуще жахнет! – крикнул он весело.
– Чуча тебе на язык-от, басурман…
И точно – жахнуло как из пушки над самым ухом. Тут уж и Мишка присел, обхватив колени старика.
– То-то, варнак, – улыбнулся дед Яков. – Вставай. Обошлось вроде. Гляди, как полощет за озером-то.
На поскотине, вкривь и вкось припечатывая зеленые травы, хлынул отвесный, тяжелый ливень, сверху донизу прошитый лучами послеполуденного солнца.
«Слепой дождик, – обрадовался Мишка. – Дождик кончится, будет радуга».
С неменьшим любопытством и дед Яков наблюдал, как ливень прошумел, пронесся резко очерченной и видимой гранью меж Нечаевкой и Сон-озером, отжимаемый солнечными лучами, туманясь понизу и голубея в поднебесье, скатился к южным лесным островам. Вместе с грозой уплыло в небыль, как и появилось незнамо откуда, только что блиставшее холодным светом второе солнце, будто и не было этого дива, а так отчего-то померещилось старому да малому.
С годами и в думках своих дед Яков ворчать приучился: «Вон ведь что в мире творится: тут свадьбу не вовремя затеяли, у самого в семье сыр-бор, единственная внучка от рук отбилась. Хулиганит – спасу нет, всех деревенских ребятишек в страхе держит, не девчонка, а соловей-разбойник. Ну, то бы и ладно, в семье и на деревне еще можно все уладить, так ведь земля-то велика, даже в мыслях ее не обхватишь. Только в России-матушке в одном дне есть все времена года. Вона – здесь не успели отсеяться, а на Кубани уже хлебушко убирают. Но кроме нас еще сколько народов и земель заморских – тьма. И кругом беспокойство. Вся Европа плачет под пятой у немца. Неровен час, и на Русь пожалует непрошеным гостем. А ведь жить-то по-людски только и начали…»
– Ну, так чо, деда, идем в рощу?
– А чего теперича делать там? Ливень прошел в ней хозяином, навел порядок. И нам с тобой до дому пора!
– Дело говоришь. Свадьбу посмотрим… Може, Микенька на тройке покатает…
Они обошли озеро и направились к деревне.
Впереди на полнеба