места, недовольно зевал.
Наконец-то среди милиционеров пролетел взволнованный ропот:
– Идут, идут…
Часовые взяли в руки винтовки. Развернувшись, пулемётчик сел за грозное оружие. Комиссар, командир взвода милиционеров и капитан катера встали с лавочки, поправили форму.
В конце улицы, в поле видимого зрения, показалась процессия. Издалека она казалась толпой народа, неторопливо шествующей по Пристанской улице. Через некоторое время можно было различить людей, окружённых всадниками и милиционерами.
Всего насчитывалось человек сто: мужчины, женщины, старики, дети, осунувшиеся от долгих допросов, почерневшие от переживаний, уставшие от бесконечных слёз, постаревшие, сгорбленные, сжавшиеся от страха перед происходящим. Медленно переставляя ноги, люди обречённо шли, желая только одного: чтобы всё поскорее закончилось.
Редкие прохожие, наблюдая за происходящим, останавливались на тротуарах, прижимались к домам. Кто-то быстро, набожно крестился. Другие, провожая осуждённых тяжелым взглядом, молчали. Третьи зло кричали вслед:
– Так вам и надо, кулаки! Хватит на чужих горбах кататься!
На привокзальной площади пришедшие сгрудились в кучу. Комиссар скомандовал:
– По семьям – становись!
Арестованные встали отдельными группами. Началась поимённая перекличка.
– Подгорные! – читая список, выкрикивал командир взвода. – Сколько человек?
– Восемнадцать, – за всех ответил глава семьи. – Все здесь.
Мужчина пересчитал людей заново, что-то написал на бумаге, подошёл ко второй группе.
– Ерофеевы!
– Четырнадцать. Все здеся, – скорбно посмотрел на родных глава дома.
Взводный пересчитал и их, сделал соответствующую пометку, перешёл дальше.
– Мельниковы!
– Здесь, – подавленно ответил Никифор Иванович.
– Вижу, что здесь. Сколько человек, спрашиваю?
– Одиннадцать.
– Ясно, – сурово ответил комвзвода, рисуя карандашом на бумаге.
– Масловы!
– Здесь!
Окончив перекличку, командир доложил комиссару:
– Семьи в полном составе! Больных и сбежавших нет!
Комиссар кивнул головой, отдал приказ:
– На погрузку! По очереди – марш!
Стоявшая с краю семья Ерофеевых гуськом, друг за другом пошла сквозь строй оцепления к трапу, поднялись на баржу. Часовые открыли дверь трюма.
– Детей-то хоть наверху оставьте! – робко попросила одна из женщин, заглядывая вниз. – Темно там, напугаются.
– Вот ещё! А вдруг кто за борт упадёт?! Нам что, потом отвечать за них? – ответил строгий конвоир и качнул стволом винтовки, подгоняя людей. – Сказано – всем в трюм!
Ерофеевы осторожно, чтобы не споткнуться на крутых ступеньках, спустились на дно баржи. Когда последний из них исчез в дверном проеме, часовой повернулся лицом к берегу, махнул рукой:
– Давай следующих!
Так