сказал Аркадий Францевич, блеснув знанием воровского этикета: боже упаси предложить «садись». – Я угощаю. Красиво ты в Москве прописался, есть чем похвастаться. Красиво! А я такое ценю.
Хлопоня пока не понимал, о чем речь. Но на всякий случай быстро огляделся. Он, конечно, сообразил, что речь пойдет о сегодняшней добыче. Вряд ли сам Кошко позвал его, чтобы поздравить с Рождеством. Но о которой добыче? Вылазка на Николаевский вокзал принесла портмоне, два кошелька, браслетку с подозрительно крупными камнями и три портсигара, не говоря уж о часах. Оба помощника показали себя с лучшей стороны, да и сами получили пользу, поглядев, как работает опытный щипач.
– Да ты не бойся, Хлопонин, сегодня тебя не тронут, – пообещал Аркадий Францевич. – Отлично ты вернулся. Сразу заявил: вот как настоящие воры действуют, учитесь, сопляки! Только не пойму, откуда ты про этого Ходжсона узнал? Не может быть, чтобы тебе из Питера телефонировали. Или уже и до этого дошло? Первого же своего московского лоха ты выбрал прямо на загляденье!
Тут до Хлопони понемножку стало доходить. В портмоне обнаружились визитные карточки на заграничном языке и бумажки, написанные не по-русски.
– Да уж постарался, – осторожно сказал он.
– Вот и я о том же! Красиво получилось, ничего не скажешь. Не абы кого обчистил! Не дуру-барыню, не пьяного купчишку. По всей Хитровке, поди, шум пошел: Хлопоня-то каков! Одно плохо…
Кошко сделал паузу. И эта пауза была Хлопоне очень даже понятна.
– Лошок-то твой не простой… сам уже, наверно, знаешь? Знатно ты в Москву въехал, сразу себя показал, а теперь давай подумаем, что бы такого сделать, чтобы не вышло скандала с английским королем.
– А что тут сделаешь?..
– Вот и я говорю, только одно и можно сделать. Вся Хитровка, поди, судачит, как ты английского консула обшуровал. Ну и пусть ее судачит, так?
Если бы Хлопоня знал, что лох с постной мордой – английский консул, то и близко бы не подошел. Мало ли питерским поездом в вагонах первого класса приехало растяп? Но вышла промашка и, пока не начались неприятности, нужно ее исправлять.
Соврать Аркадию Францевичу, что-де я не я и лошадь не моя, он даже не попытался. Не имея доказательств, Кошко бы его не позвал.
– Мы, значит, лишнего шуму не хотим, – сказал Хлопоня. – Так чтобы тихо было – договоримся?
– Да уж, считай, договорились. Ты же понятливый. Как я получу шмиху, стукальцы и портсигарчик?[7]
– Пришлю с малым, куда будет сказано.
– Умен ты, Хлопонин. С твоей бы головой не по вокзалам промышлять… Ну, выпьем по такому случаю!
Графин с коньяком стоял ближе к вору, но взял его и плеснул в рюмки Аркадий Францевич.
– А что голова? – Хлопоня солидно взял свою. – С детства в ремесле…
– Знаю. Другого пути не было. А жаль. Сейчас ты, Хлопонин, дешево отделался, – Кошко тоже поднял рюмку. – Но ведь попадешься когда-нибудь так, что пух и