ничего хорошего вся эта затея не обещает – надо тупо забить и никуда не ходить.
И чем больше я взвешивал гипотетические «за» и более чем фактические «против», тем больше склонялся к тому, что идти на кладбище поездов – плохая идея. Если эта Макс захочет, она меня завтра найдёт, при свете дня: тут особого таланта следопыта не требуется. А не захочет – ну и хорошо, спокойнее будет. И так уже целый день у меня отняла, целый летний день, который должен был быть безмятежным и лишённым всяких забот. Не для того я так ждал этого лета, чтобы вляпываться во всякие сомнительные истории.
Таким образом, к половине восьмого я уже почти убедил себя остаться дома. Собственно, я ведь при этом практически ничего не терял. Наверно. Просто где-то в глубине души всё грызла мысль: а что, если я сегодня не приду, то Макс никогда больше не захочет общаться со мной? А что, если я ей всё-таки понравился? Да даже если и не понравился, плевать, она держала меня за руку! Она первая девушка, которая взяла меня за руку! И её рука была такой нежной. А её голубые глаза – они просто очаровательны! Чёрт побери, наверно, она сирена, завлекающая очарованного мореплавателя на рифы, но разве я не должен быть ей благодарен уже только за то, что она провела со мной утро?
К чёрту! Я быстро вскочил и стал одеваться, стараясь не пускать в голову ни единой мыслишки. Как только я начну думать, сомневаться, я останусь дома. И я потеряю Макс навсегда. Я должен идти. Я должен идти. С этими мыслями, вернее, с одной этой фразой, которую я всё твердил и твердил про себя, чтобы не дать места другим мыслям, я выскочил из дома и побежал на кладбище поездов.
Во дворе я чуть не налетел на компанию Лома. Они бухали, расположившись вокруг лавочки, громко болтали и хватали за разные места своих подруг. В последний момент я сделал изящную дугу, чтобы обогнуть эту уродскую компанию, но кто-то из приятелей Лома всё-таки заметил меня и крикнул:
– О, Чудила из дома вылез! Давайте-ка поймаем его!
Я припустил было изо всех сил, но сразу же сбавил ход, заметив, что тот кретин дёрнулся, лишь чтобы изобразить погоню, чтобы припугнуть меня. Вся компания заржала как лошади. Уроды!
Как бы то ни было, негодование быстро отпустило меня, как только я покинул знакомые кварталы и побежал уже по улочкам, на которые прежде моя нога ступала лишь дважды, сегодня утром. Раньше подобные выходки Лома и его приятелей надолго выбивали меня из колеи: я мог часами сидеть дома и изнемогать от жажды мести. Теперь же образ Макс как-то очищал восприятие, словно отсекая всё неважное, всю эту шелуху вроде издевательств Лома. Тем более, его нахождение с компанией во дворе словно бы означало, что Макс не готовила мне западню. Эти мысли и свежеющий вечерний воздух взбодрили меня, и я бежал уже куда более спокойный и расслабленный.
Под сводом темнеющего неба гаражный кооператив на окраине города стал похож на лабиринт Минотавра, но окрылённый скорой встречей с Макс я бодро вилял по тёмным ходам, ожидая, что вот-вот луг предстанет перед моими глазами. Но перед