и писали, техники. Как это положено, заказал облет. Сам сел в кабину и полетел с проверкой. Взлетели, значит, и пошли по кругу. Кеша начал запрашивать у диспетчера место и положение самолета. Тот смотрит на экран локатора и дает: высота шестьсот, удаление двенадцать. Кеша через форточку посмотрит на землю и на высотомер.
– Верно!
Диспетчер по собственной инициативе подсказал, что сейчас они выполняют третий разворот.
– Верно, – подтвердил Михалыч, прикуривая очередную папиросу. Но не успокоился и решил еще раз перепроверить:
– А что я сейчас делаю?
– Курите, Иннокентий Михайлович, курите! – последовал ответ.
– Надо же! – изумленно протянул Михалыч. – До чего дошла техника, все видят, – тут Брюханов расхохотался, – даже самая последняя собака в Киренске знала: застать Ватрушкина без папиросы – все равно что увидеть Лену без воды.
– А между порывами ветра ему часто разрешаете посадку? – поинтересовался я.
– На этот случай смотри раздел руководства по летной эксплуатации, полеты в особых случаях, – нахмурившись, ответил Брюханов.
– Я смотрел, там об этом ничего не сказано.
– А ты посмотри в дополнениях, – с нажимом ответил Брюханов. – Там черным по белому написано: действуй по обстановке. В переводе на наш язык – соображай! – Брюханов поднял вверх указательный палец. Как хороший актер, он выдержал паузу.
– Расскажу еще один эпизод. Ты слушай-слушай, авось пригодится! И не лезь с дурацкими вопросами. – Было видно, что Брюханову явно не понравился мой вопрос про боковой ветер. И мне самому не понравился, посадка-то была на грани фола. Но начальник аэропорта не стал ставить меня на место: чего, мол, возьмешь с сопляка.
– В пятьдесят шестом в Киренск пришло пополнение. В их числе был и я, молодой, честолюбивый вам скажу, дальше некуда. Скорее-скорее в небо, а потом на большой лайнер. Такие у меня были мысли. Но по всем документам, прежде чем возить пассажиров, нам надо было налетать сто часов с грузом. А груза на складе нет. Сидим в доме отдыха, в карты играем, денег нет, что дальше будет – неизвестно.
Вот и начали с ближайших озер потаскивать домашних уток. Жители деревни нажаловались Ватрушкину: мол, нехорошо поступают ваши летуны.
И Михалыч неожиданно нагрянул к нам в гости. Мы сидим за столом, а на печи ведро с утятиной, а на столе графин с гамырой. Увидав высокое начальство, вскочили, вытянулись во фрунт.
– Включите радио. Нет, вы включите и послушайте! – загремел Ватрушкин. – Такая сложная международная обстановка, а вы здесь пьянствуете! Вы же все офицеры запаса. Первый выстрел – и в бой. А вы тут в запой!
– Так полетов нет, и денег тю-тю! – начали оправдываться мы. – Где же мы налетаем эти злосчастные сто часов, если на складе нет груза. Тут не только запьешь, но от безделья подохнешь!
И тут взгляд Ватрушкина наткнулся на лежащего в кровати летчика, фамилия у него была Тимохов. Тот как лежал, так и продолжает лежать, не обращая внимания на визит высокого гостя.
– Послушай,