позвал Федька громким шепотом из тальников. Лошадь испуганно шарахнулась, и Степанка натянул поводья, готовый в любую минуту всадить пятки в бока Игренюхи.
– Не бойся, – из куста вылез Федька, играя довольной улыбкой. – Не ожидал?
– Братка! – Степанка слетел с лошадиного крупа. – Вернулся?
Федька протянул широкую, давно загрубевшую ладонь.
– Ох, и напужал ты меня, братка. Кобыла ушами прядет, всхрапывает, а мне и невдомек… А тут и ты крикнул…
– Да не крикнул я. Шепотом. Пойдем-ка от глаз подальше. Неровен час, кто увидит.
Братья зашли в кусты, привязали немолодую, чуть не в два раза старше Степанки, Игренюху.
– Ну, пойдем, паря Степан, – сказал Федя и пошел, пригнувшись, в глубь тальников. – Потолкуем в укромном месте.
Вскоре вышли на маленькую полянку, и Степанка замер от восторга. На яркой от солнца зеленой луговине сидели и лежали посельщики, убежавшие в партизаны. Рядом – винтовки, шашки. У куста оседланные кони привязаны. «Добрые кони», – отметил про себя подросток.
– Федя, а почему вы в погонах? К белым ушли? – опасливо шепнул он брату.
– Не выдумывай. А погоны – так надо.
– Лазутчики вы? Во здорово!
Увидев Федькиных дружков, Степанка уже не сдерживал улыбки.
Гостю, как взрослому, все подавали руки, жали крепко, по-мужски, и Степанка от удовольствия был на седьмом небе.
– Давай к нашему столу.
На попоне лежали сухари, полоски вяленого мяса, сочные стебли дикого лука-мангыра.
Степанка не заставил себя упрашивать, ел быстро, видел – у каждого посельщика в глазах вопрос.
– Ну, рассказывай, как жизнь в поселке, что нового.
– Не, – мотнул головой Степанка, – я так не умею. Лучше спрашивайте.
– Как оказался-то здесь?
– Мы с Дулэем скот пасем. А вчера митрофановского бычка потеряли. Дулэй мне и говорит: «Езжай по речке. Может, бычок где в грязи сидит, если беляки не украли».
– Воруют, сволочи?
– На это дело они мастаки.
– Ты про нас никому не говори, – Николай потрепал гостя по плечу.
– Я чо, маленький? – обиделся Степанка.
– Анну мою видел? – Филя подсел поближе, по-бурятски сложил ноги.
– Вчера видел. Она с ведрами шла. Седни утром дядю Алексея Крюкова видел. Чалый у него хромает, копыто расколол.
– Совсем, значит, обезножел отец, – нахмурился Николай. – Ну, ладно, про родных нам потом расскажешь, а сейчас службу надо выполнять. Белые есть у вас?
– Полно, – Степанка отпил воды из фляжки. – Ну вот, теперь совсем наелся. Полно, говорю, белых. Третьего дня даже к нам поставили пять человек. Злые какие-то, грязные. У некоторых раненые лежат.
Степанка рассказывал добросовестно, вспоминал все виденное, слышанное. Рассказал о беженцах, что живут на лугу, о двух неизвестно за что расстрелянных казаках, о пушках, стоящих за низовскими огородами, на взлобке.
– У Богомяковых важный атаман остановился. Вчера вечером гуляли у них, песни пели…
…Снова