не с козырьком-импотентом, падающим на лоб блином после первого километра пути, – то хотя бы клюшку, коньки, мяч, весло, лук, колесо для велосипеда, сани для спуска, шину для мотоцикла и прочее, прочее, без чего ни сделать точную передачу, ни рулить, ни грести, ни стрелять, ни скользить нормально не получалось. Оценив это, фирму на «чайниках» осуждали, но желания иметь её не стыдились.
Попинко, радуясь, что Малыгин, наряду со всеми таскает маты, старался во всём подстроиться под его команды – словно и в этих хозяйственных советах могла быть подсказка. В какой-то момент, оставшись в секторе вдвоём, они услышали короткие, призывающие к порядку свистки Михайлова.
– Я взор обращу к стае тех наяд, – пропыхтел Андрей под весом матраса, который силился придвинуть поближе к другому такому же. Малыгин, на мгновение ощутив себя иностранцем, крякнул. Вместо того чтобы разъяснить смысл сказанного, Попинко указал на старт: − Пойдём посмотрим?
– Отсюда тоже видно, – Витя играючи подтолкнул поролоновые квадраты один к другому. Андрей разогнулся и несколько раз покрутил головой, разминая шею.
– Видно, да не слышно. Смотри, как они тешат народ своим заливистым хохотом, − указал он на первую пятёрку девушек. Три легкоатлетки встали в низкий старт, а две – в высокий. Маршал согнулась как до этого – в позе конькобежки, Сычёва изобразила странную фигуру, отдалённо похожую на разножку «Колхозницы» в памятнике скульптора Веры Мухиной у входа на ВДНХ. Витя смотрел на этот кордебалет с удивлением.
– А, ну да. Похоже, − добавил он, внимательно глядя на Попинко и пробуя угадать, москвич тот или чудик. Жители столицы отличались не только акцентом – местами тягучим, «акающим», местами съедающим гласные, но и самой речью. Вот у них в Чебоксарах никому бы и в голову не пришло сказать «тешить народ», обошлись бы сочетанием «надорвать животы» или даже «оборжаться можно». Тогда как в Москве и Ленинграде статному блондину не раз приходилось попадать в компанию с такими вот умниками, как этот новый коллега по сектору.
− Перевязать бы их чем-то, – кивнул он на маты штангисту Саше Поповичу, подошедшему с планкой и брезентовой накидкой. С ним высотники познакомились на кафедре несколькими минутами раньше, когда забирали поролон. Бережной назначил Поповича ответственным за подготовку инвентаря, и теперь он командовал по-хозяйски, но без гонора, и говорил понятно, без закавык.
– Не дрейфь, мужики, – заверил третьекурсник, растянув губы в улыбке. Разговаривая, штангист то и дело поигрывал накаченными мышцами и дёргал лицом. Со стороны это было похоже на нервный тик, но молодые люди о таких расстройствах нервной системы даже не слышали, поэтому привычке Саши весело улыбнулись. Подтолкнув для верности все четыре поролоновых квадрата руками, похожими на лопасти, Попович добавил для убедительности: – Я два раза уже был на вступительных экзаменах; фирма гарантирует!
– Лады, – согласился