правилам, а значит, вынуждены были становиться такими же агрессивными и жестокими, как преступники мужского пола. Позднее это стали называть теорией освобождения.
Однако к моменту выхода ее книги поколение феминисток, пришедшее после войны во Вьетнаме, к которому принадлежала и сама Адлер, уже сдавало позиции. Да и то, с каким воодушевлением консерваторы, выступавшие против гендерного равенства, брали на вооружение тезисы Адлер, только отталкивало новую плеяду феминисток от теории освобождения. Некоторые юные радикальные феминистки даже опасались Адлер – слишком уж широко ее работы цитировались консерваторами, обвинявшими феминизм в росте женского насилия, равно как и в других проблемах семьи и общества.
Более радикальная вторая волна феминизма исходила из еще более пессимистической концепции – глубоко укоренившейся систематической виктимизации женщин и женственности как следствия биокультурного заговора мужского «фаллоцентричного гетеропатриархата» («фаллократического государства»). Согласно этому течению феминизма, женщины не избавятся от угнетения до тех пор, пока мужчины не изменятся, отказавшись от существующих форм их коллективной социализации.
Вторая волна феминизма отвергала само понятие равенства между мужчиной и женщиной, утверждая, что в основе первой волны лежала идея, что все женщины хотят одного – быть как мужчины: пользоваться такими же, как у них, возможностями, быть вхожими в их мир, играть по их правилам, быть с ними на равных – и точка. Вторая волна сравнивала это с утверждением, будто все афроамериканцы просто хотят стать белыми. Феминистки второй волны призывали женщин отстаивать не только свободу личности, но и уникальную коллективную женскую культуру, использовать собственную идентичность, чтобы свергнуть категоричную и деспотичную гегемонию мужчин.
Согласно тезисам второй волны, женщина – жертва, а мужчина – коллективный угнетатель, и нельзя ставить знак равенства между женской агрессией и стремлением женщины к равенству с угнетателем.
Женское насилие, как утверждалось, было самозащитой в условиях систематической мужской агрессии против женщин. Это была борьба за свободу, и тут не поспоришь. Женщина-убийца превратилась в жертву, а жертва – в агрессора. Как утверждала одна феминистка, «женщины убивают. Их мотивы, как правило, кроются в стечении определенных обстоятельств, продиктованных законами американской экономики и частной собственности, прочно внедренными в сознание через СМИ… в Америке женщины особенно предрасположены к убийству. С переменами в социальной, политической и юридической сферах меняются, циклически повторяясь, и мотивы преступлений, но в основе почти всегда – проблема выживания» [11].
Подытоживая свое недавнее исследование женского насилия, Патрисия Пирсон пишет: «К началу 1980-х наличие кулаков и умение махать ими перестало быть предметом гордости, гораздо престижнее стало плакаться в кабинете терапевта. А значит, женщинам никак не пришло