кимоно. Оби* завязывать не хотелось – слишком долгое и кропотливое занятие.
Девушка открыла заветный сундук, в нём хранились дорогие девичьему сердцу вещи, в том числе и Кодзики[9], ещё принадлежавший покойной матери.
Она развернула первый свиток:
«В те времена, когда Хаос уже начал сгущаться, но ещё не было явлены ни Силы, ни Формы, и не было ничего ещё Имени, и ни в чём Деяния, кто мог бы познать его образ?
Но вот впервые настало разделение Небо-Земли, и три божества совершили почин творения; и раскрылись Мужское и Женское начала, и Два духа стали родоначальниками всех вещей…»[10]
Хитоми часто читала Кодзики, ей казалось, что божественные свитки навсегда сохранили тепло материнских рук и так она может соприкоснуться с духом матери.
– Слышишь ли ты меня, мама? Мне так не хватает тебя…
Девушка расположилась на татами, прижала Кодзики к груди, закрыла глаза и попыталась вызвать из глубин памяти дорогой образ матери. Прошло почти шесть лет со дня её смерти, и милые сердцу черты постепенно теряли чёткость, они удалялись всё дальше и дальше…
Хитоми тряхнула головой, отчего длинные волосы, слегка собранные на затылке в узел, рассыпались и разметались по татами. Она убрала свиток обратно в сундучок, закрыла его, раздвинула фусуме и выглянула из комнаты. В замке Адзути стояла тишина, даже Ода Нобунага, имевший привычку пробуждаться в час Тигра*, едва небосвод озариться всполохами восхода, спал после прибытия из Киото.
Хитоми выскользнула из комнаты и, не торопясь, ибо длинное кимоно, не подхваченное оби, не позволяло двигаться иначе, направилась к лестнице, ведущей на нижний ярус замка.
До слуха Хисикава Моронобу донёсся лёгкий шелест. Он, как истинный самурай, исполнявший свой долг, внутреннюю охрану замка Адзути, мгновенно сосредоточился, приготовившись извлечь из-за пояса вакидзаси. Но затем он уловил тончайший аромат сирени, который мог принадлежать только госпоже Хитоми.
Моронобу увидел девушку, спускавшуюся по лестнице. Первые лучи солнца, проникавшие через множество сёдзи*, придавали ей сходство с мифическим существом. Они падали на шёлковое кимоно, отчего одеяние, бледно-голубого цвета, принимало оттенок фиолетового; чёрные волосы девушки отливали медью, её белая матовая кожа, словно созданная искусным фарфористом, казалась прозрачно-бледной…
Самурай замер, он почувствовал, как по спине пробежали «мурашки», внизу живота начало пульсировать… Он устыдился своих чувств, но ничего не мог поделать – Хитоми вызывала в нём желание.
Девушка поравнялась с ним и улыбнулась. Её необычный миндалевидный разрез глаз в то же время с неким кокетливым прищуром, который она унаследовала от матери, госпожи Но-Химэ, что была из древнейшего племени Айнов[11], завораживал.
– Госпожа! – обратился Моронобу, подавив волнение и едва узнав свой голос.
Девушка остановилась и взглянула