отрешенную от мира.
Ей потребовались месяцы, чтобы избавиться от гнева на состояние матери; она винила врачей в том, что они навставляли в нее трубки вместо того, чтобы позволить ей умереть, и довели до состояния, присущего скорее растению, нежели человеку. Элена хотела подать в суд на больницу, но помешала срочная необходимость заботиться о Соледад и полностью взять на себя управление гостиницей. Она научилась разговаривать с матерью и отвечать самой себе, если не отвечал кто-то другой, почти всегда Консуэло или Хосе Мария.
«Посада Альберто» была домом родителей Соледад и Консуэло, Чоле и Чело, как их называли в детстве. Соледад со своим первым мужем превратили его сначала в пансионат, а затем в мотель, пока Элена не подросла и не стала понимать, что происходит за дверями комнат. Они вернулись к пансионату, чтобы дети не росли в обстановке торопливой любви, хотя постоянные клиенты ушли не сразу. А потом родители развелись. Элена выросла среди постояльцев, работая официанткой, горничной и администратором.
– Ты уже освободила комнату Игнасио? – спрашивает у нее Консуэло на ухо, а затем подносит стакан с соломинкой к губам Соледад.
Игнасио Суарес внес плату за комнату номер восемь на весь год: хотя он жил в ней всего шесть месяцев, здесь был его второй дом.
– Еще нет.
– Придется, если хочешь использовать ее снова.
– Да, знаю. Займусь, как только мы закончим с мамой.
– Я позабочусь о ней, иди сейчас, нечего долго думать.
Консуэло делила с сестрой материнство, затем развод, управление гостиницей, а теперь стала ее штатной медсестрой. Придатком, идентичным переводчиком, отвечавшим на то, на что не могла Соледад, дополнением, позволяющим ей поддерживать связь с миром.
Элена выходит из материнской комнаты и пересекает патио. Ключ скользит в потной ладони. Она знает наизусть комнату, которую он отпирает. Элена лично следила, чтобы во время уборки не передвигали ни книг, ни тетрадей. Единственный раз, когда она осмелилась просмотреть бумаги и одежду в шкафу, Игнасио заметил и пригрозил выехать из гостиницы. «У меня фотографическая память, и я запоминаю детали, которые не помнит никто», – сказал он ей, перекладывая на место сдвинутые книги.
Элена распахивает дверь, не решаясь войти, чувствуя невидимый комок в горле, и прокашливается, чтобы унять волнение. Включает свет. Комната уже не та и, хотя она по полгода оставалась незанятой, теперь опустела по-настоящему: мебель, книги, бумаги, одежда, обувь, сигареты, пепельница, магнитофон – все внутри будто осиротело; даже на картинах, масках и фигурках демонов, вызывающих у Элены неприязнь, лежит отпечаток заброшенности. Она делает долгий, глубокий вдох, закрывает глаза и собирает волосы резинкой, которую всегда носит на руке как браслет; когда что-то заставляет ее нервничать, она перетягивает ниспадающий до середины спины каскад волос, которые упрямо красит в каштановый цвет.
Игнасио приехал три года назад. Припарковав машину в центре