Лев Овалов

Майор Пронин против майора Роджерса


Скачать книгу

подготовила.

      Пришел я к себе в комнату, сел. Думаю: приходится все начинать сызнова… Тут стук в дверь – Борецкая. Садится на стул как ни в чем не бывало и даже улыбается.

      – У меня к вам, Иван Николаевич, – говорит она, – просьба…

      – А что за гости все-таки были у вас ночью? – не выдержал, перебил я ее.

      Глазом не моргнула!

      – Это вам показалось, – говорит.

      – Да какой там “показалось”! – говорю. – Мне вчера чего-то нездоровилось, не спалось, я голоса ясно слышал…

      – Нет, это вам показалось, – повторяет она.

      – Жалко, – отвечаю, – что другие думают, будто это мне показалось. Ну да ладно. Говорите, какая просьба.

      – А просьба у меня, – говорит она, – такая. Больше вашего мальчика, который к нам ходит, я через свои комнаты пускать не буду. Очень неприятный ребенок, шаловливый и грубый. Вы сами знаете, везде стоит редкая посуда. Ответственность за ее сохранность лежит не на вас – на мне.

      – Ходить ко мне мои знакомые могут, – возражаю я. – Я ведь здесь не в одиночном заключении.

      – Ходить к вам, конечно, могут, не спорю, – говорит она, – но если этот ребенок, который уже разбил столько ценной посуды, будет продолжать здесь бывать, я вынуждена буду обратиться в советские учреждения. Принимайте кого хотите, но пусть вам дадут комнату в другом доме, а сюда вселят более безопасного человека.

      Нет, думаю, бесстыжие твои глаза, не бывать этому, не уеду я отсюда, пока не сочтусь с тобой…

      – И, поверьте мне, я настою на своем, – добавляет она. – Мои коллекции важнее ваших подозрений.

      Не желая обострять с ней отношения, я сделал вид, будто растерялся и даже побаиваюсь ее угроз.

      – Ладно, – говорю, – не будет больше ко мне этот мальчик ходить, извольте.

      Вечером звонят. Иду отворять. В коридоре старуха мне уж навстречу бежит.

      – Там ваш мальчик приходил.

      Выхожу в переднюю – никого. Открываю дверь – на крыльце тоже никого. Оглядываюсь. Смотрю – Виктор мой идет по улице прочь от особняка.

      – Виктор! – кричу. – Витька, постой!

      А он идет, не оборачивается, только рукой махнул… Догнал я его.

      – Ты что? – спрашиваю. – Загордился, разговаривать не хочешь?

      – Александра Евгеньевна сказала, чтобы я больше к тебе не ходил, – бурчит он.

      Обидела старуха мальчишку!

      – Эх ты, баранья твоя голова, – говорю. – Меня бы спросил. Я тебе по-прежнему товарищ, только положение сейчас изменилось.

      Подумал-подумал я, да и поделился с Виктором своими подозрениями… Не все, конечно, сказал, но сказал о том, что не спится мне и кажется, будто собираются в особняке по ночам вредные для советской власти люди…

      Глаза у мальчишки заблестели, слушает, слова не проронил.

      – Лучше мне из дому теперь пореже выходить, – говорю. – Ты ко мне под окно наведывайся. Подойди незаметно и постучи тихонько по стеклу… Азбуку-то, которой я тебя учил, не забыл?

      – Нет,