конторку, а вечерами тихонечко сидел в уголке за компьютером и никому не мешал, но несмотря на всю его вовлечённость в суровую действительность, созданную машинным языком, он был достаточно наблюдателен. Его глаза, привыкшие постоянно отыскивать ошибки в коде, легко подмечали малейшие изменения в облике жены, будь то новая причёска, туфли или сумочка, но насколько супруг был зорок, настолько же и забывчив. Плутовка пользовалась этим, когда доставала из шкафа давно припрятанную обновку и сообщала ему, что она давно там лежит. Это была чистейшая правда. Машенькин муж пусть и не помнил, что уже видел это платье или блузку, но легко убеждал себя в этом. Он всегда верил Машеньке, которая смотрела на него своими честными серыми глазами.
Отходив очередной осеннее-зимний период в монохроме, весной Машенька обзавелась чудесной многослойной блузкой из голубого крепдешина, которая отлично сочеталась с юбкой-карандаш, изумительно совпадающей по цвету с мамиными изумрудами. И когда одним летним утром она появилась на пороге библиотеки во всём этом великолепии и лодочках цвета nude, её подозрительно осмотрели с головы до пят и спросили:
− Марья Юрьевна, ты почему сегодня такая красивая?
− Не знаю, так получилось, − пожала плечами Машенька, сетуя в глубине души, что привлекла к своей персоне столько внимания.
Именно непродолжительное северное лето было тем временем года, когда Машенька могла пофорсить, так что даже зимой она покупала мюли, начисто игнорируя тот факт, что её тёплые ботинки дышат на ладан и вот-вот останутся без подошвы. Казалось, что на каждый летний день у неё был свой тщательно продуманный наряд. Сегодня она могла надеть платье беж, а к нему коралловые туфли и сумочку с тремя цветными полосками, завтра – платье-футляр оттенка чистого неба, совсем как lady in blue в одном из старых номеров журнала «Burda Moden», или струящейся чехол, цвета грозовых туч, к которому идеально подходили бабушкины аметисты в серебре, послезавтра – ещё что-нибудь, но самое любопытное заключалось в том, что ничего из всего этого, копившегося годами, Машенька не носила. Всё оставлялось на потом, для какого-то особенного случая, который всё не подворачивался. Хотя иногда она набиралась смелости и надевала что-нибудь эдакое, и тогда ей в след сворачивали головы все обыватели их заштатного городка.
Машенька тратила уйму времени, изучая ассортимент и собирая ансамбли. Процесс подборки был подобен составлению пазла: этот кусочек не подходит по цвету, этот по размеру, этот выбивается по стилю. И, когда, наконец, мозаика сходилась, можно было приступать к покупке недостающих фрагментов. Это было ещё одно увлекательнейшее занятие по азартности сродни охоте. Машеньке нравилось охотиться на вещи. Для начала следовало найти и выследить дичь, и, если цена оказывалась слишком высока, Машенька терпеливо высматривала, высиживала, выжидала многие месяцы скидку, ежедневно проверяя силки, а там уж не упускала своего случая. Она была страстным звероловом, и от трофеев её ломились шкафы.
−