прихлопывая себя по коленкам. Слезинка умиления показалась на щеке ее и медленно поползла вниз.
– Иваныч с тех пор стал козла моего Валенком звать, все ему приветы передает! Ты, говорит, со своим Валенком долго проживешь, он тебе покою не даст, бегать за ним будешь, так до ста лет и добегаешь!
Старушка придвинула к себе свою большую чашку, неуклюже обняла ее обеими руками, подняла и отхлебнула из нее остывшего чаю. Чашка дрожала и вибрировала в ее руках, бабушка вцепилась в нее, как зацеплялась за все здесь, за свое неудобное, загроможденное, с запахом ветхости и древности пространство. Жанна смотрела на открывшуюся ей старость, ощутила огромную чужую жизнь, уже угасающую в собеседнице, и поняла, что сразу перейти к своей надобности не сможет.
– А вы отчего одна, Доктрина Иосифовна? Вам бы с детьми полегче было бы, наверное?
– Я не одна, внучка! У меня Иваныч, сосед мой есть! Настенька из вашего собеса два раза в неделю ходит! Эти вон! – она кивнула головой в сторону открытого окна, где на подоконнике, прямо за ее спиной возлежал огромный, буро-серый кот и жмурил наглые желтые глаза.
– Дети разъехались по большим городам! Работа у них там важная! А здесь чего им делать? Звонят и то хорошо! -и она положила руку на огромный телефонный аппарат, с черной, местами потрескавшейся пластмассой. Он стоял с другой стороны от нее на клеенчатой поверхности старинного шкафа, возрастом поболее чем сама Доктрина Иосифовна! У Жанны глаза округлились, она такие видела только в сериалах про далекую военную историю.
– Иногда приезжают, но живут не здесь! Места им мало, да и не ухоженно у меня! – баба Дока вздохнула и снова вцепилась в чашку двумя руками. Повернулась к окну, разглядела кота и провела по его шерсти ладонью, прислушиваясь, замурлыкает или нет. Котяра привычно начал похрипывать внутри себя, но вспомнил о незваной гостье, одарил ее безразличным царским взглядом и бросил любезничать с хозяйкой.
– Жизнь моя, она скучная! Зимой живу в одной комнатке, остальные закрываю в ожидании лета и тепла. Долго живу здесь! Скоро помру!
Бабушка вдруг проявила силу и мощь, неожиданно сгребла ошалевшего кота с подоконника и устроила его для поглаживания на коленях. Кот повертел обеспокоенно головой, но особенно возмущаться не стал, привык, наверное, к приливам бабкиной нежности.
– У вас жизнь теперь хорошая, все есть! А мы работали-то много, сейчас никто так не работает. Как каторжные. А жили плохо. Я чего согнулась? В колхозе сорок лет проработала дояркой. Вон как руки вытянулись! Двадцать три года коров доила! Кому-то медали и грамоты, а мне согнутую спину! – кот на коленях Доктрины Иосифовны присмирел, не первый раз выслушивая про жизнь хозяйки.
– Пойди обойди за смену девяносто коров! Домой ползу после смены, рубль в кармане несу и думаю: я живу! В магазин зайдешь, так все в один голос: «Ну-ка отпустите доярок, чтобы они тут не воняли!» Запах от нас невозможный, мы-то не чуем, а пахнет дурным.!
Бабушка снова засмеялась, напугав кота сотрясением тела.
–