и я люблю тебя. Кроме того, тот год, когда ты родилась, был для меня очень сложным.
– Мне от этого должно стать легче? Хочешь сказать, это все оправдывает? – фыркнула она.
Парвин поднялась с дивана и встала за ее плечом. Правда, непонятно, для чего: чтобы не дать девушке броситься на отца или защитить ее от него.
Ощутив нарастающее напряжение, Наурин попыталась отвлечь гостей от скандала, испугавшись, что вечер будет испорчен.
– Сорайя, неси уже чай! – позвала она, не сводя глаз с помрачневшего лица Салима.
Долли, смущенная и заинтересованная, села прямее и скосилась на Сабин, ее отца и женщину, которая его когда-то любила, нетерпеливо ожидая, что же они сделают дальше. Долли, конечно, слышала о конфликте между Назией и Парвин, жертвами в котором пали многие, но не наблюдала его воочию. Теперь, когда драма разворачивалась прямо у нее на глазах, она не могла устоять перед искушением полюбопытствовать.
Не желая, чтобы небольшой конфликт отцов и детей разросся до источника дурных слухов, Асфанд спешно вытянул из кармана пачку «Данхилл Свитч» и предложил Фариду сигарету.
– Как дела с газетой? Слышал, новые реформы Имрана Хана взяли прессу за горло. На тебя это как-то повлияло?
– О да – теперь за государственную рекламу платят меньше, – ответил Фарид, выпуская серые кольца дыма, которые тут же растворялись в воздухе.
Услышав бодрый голос мужа, Долли обернулась к нему. Разглагольствуя о кризисе СМИ, он перестал хмуриться. Дома Фарид таким разговорчивым никогда не был. Даже когда дети возвращались в Карачи на каникулы и дом наполнялся звонким смехом и шумными беседами, муж всегда находил повод не выходить из своего кабинета и ни с кем не разговаривать. Неужели ему здесь нравится?
Наурин улыбнулась своему мужу, благодарная за попытку чем-то отвлечь внимание Фарида. Глядя прямо на нее, Асфанд кивнул говорившему Фариду, сделал глубокую затяжку и подмигнул жене.
Салим вытащил дочь за локоть из салона и отвел в укромный и скудно обставленный уголок гостиной на первом этаже. Парвин не отставала от Сабин ни на шаг, словно телохранитель. Она явно не хотела, чтобы отец и дочь общались с глазу на глаз.
– Можешь оставить нас наедине, Пино? – сказал Салим, когда заметил, что та все так же стоит за спиной его дочери. – Сабин и мне нужно обсудить недопонимание между нами.
– Прошу прощения, – сказала Парвин, держа свой бокал в левой руке, а правой пьяно приобнимая девушку за плечи. – Я отвечаю за Сабин. И буду защищать ее от людей, которые могут ей навредить.
Едва слова слетели с ее губ, Парвин показалось, что они прозвучали как-то непривычно – будто их говорил кто-то другой. На секунду она испугалась, что в ней просыпается материнский инстинкт. У нее ушла пара секунд, чтобы стряхнуть это новое чувство и напомнить себе, что ей следует защищать только саму себя, и более никого.
– Я ее отец, – возразил Салим, оборачиваясь к дочери. – Сабин, не слушай эту женщину. Она не одобряла наш брак с твоей матерью. А теперь и нас с тобой хочет разлучить.
– Салим, –