мой тихонечко шептал.
Мы сидели в ресторане, разговаривали за ужином и все бы было хорошо, если бы не одна мысль – я обещала позвонить Маме, когда долечу, сообщить, что со мной все в порядке. Но в итоге я уже долетела, сделала дела, заселилась в гостиницу и даже прибежала на встречу с подругой, но Маме так и не позвонила, и тонкий шепот совести взывал ко мне.
Сейчас пишу, а у самой идут еще тихие отголоски того старого чувства вины.
Я часто летала по стране и за ее пределами, активная рабоче-трудовая жизнь предполагала много движения, чужой бизнес требовал интенсивного развития, и я этим чрезвычайно усердно занималась, и делала это уже много лет, больше по привычке, нежели строя какие-то осмысленные карьерные планы.
* * *
Мы давно жили раздельно, я переехала в Москву в 2004-ом и время от времени приезжала в свой родной Нижний Новгород навестить Маму. Тогда я была очень деловой и очень занятой и с самой юности я жила в парадигме жесткого трудоголизма, а значит на первом месте у меня была работа, а потом все остальное. Ну а на кого я могла еще положиться? Только на себя.
И хотя в то время я стала намного терпимее к звонкам Мамы, которые меня выдергивали из важного рабочего процесса, все равно мне не хотелось отвлекаться на наши диалоги, в стиле: «Как дела, Любаша?» и «Все нормально, Мамочка» (даже если было совсем не нормально) или «Мама, я сейчас не могу говорить, я – на встрече!»
Где-то внутри я чувствовала, что эти звонки будто делают меня уязвимой, а еще эти простые вопросы начинают возвращать нас к реальности, заставляют открыть глаза на правду, на ту правду, которую мы не хотим видеть, предпочитая иллюзии. Мы боимся посмотреть честно на то, чем живем долгое время и на что закрыты глаза!
И я, как и многие, не жила, а носилась по жизни, как бешеная белка, сквозь бесконечный день сурка за чужими и ложными целями, с людьми, чуждыми мне по системе ценностей, и вообще непонятно чьей жизнью я жила.
И такой простой вопрос, который задают все родители детям, часто выводит вторых из себя именно тем, что он очень честный и прямой. Ответьте себе: «Как ваши дела?» Чувствуете, как хочется спрятаться от этого вопроса? Раньше и мне хотелось.
* * *
Конечно, я любила ее, но старалась убирать сантименты, считая их слабостью ровно потому, что они вскрывали во мне глубокие эмоции и реакции, и если раньше я, как и многие, сопротивлялась и мне казалось что Мама давит, когда задает вопросы, особенно личного характера, позже я поняла, что это не так.
Это наш юношеский максимализм, эгоизм, наше несправедливое отношение к нашим Мамам, о котором мы, к сожалению, вспоминаем, когда уже бывает слишком поздно, чтобы что-то изменить.
По большому счету, ей ведь было нужно немногое, просто знать, что я здорова, жива и слышать родной голос, по которому она наверняка понимала, как я поживаю, но думала ли я тогда об этом, пробовала ли я смотреть ее глазами, из ее позиции? Что нужно ей? Что важно ей? Как ей не хватает внимания и чувства любви, которой нам всем не хватает?
Многие