в плотном домашнем камзоле, с неизменным, древним стетоскопом на шее, с напускной строгостью оглядывать свое многочисленное «семейство», хлопать по заднице кого-нибудь из девчонок, делать традиционный, совершенно театральный выговор кухарке и, хитро щурясь, садиться с краю стола. Наверное, именно ради этого он и летел в этот не самый лучший из миров.
Вспомнив былые годы, Андрей горько вздохнул и пошел наверх, к себе в кабинет, заваленный нераспакованными еще книгами и коробками с кучей военных реликвий.
– Лалли! – гаркнул он, поднимаясь по лестнице, – Принеси мне кофе и булочку!
Старик генерал, владевший домом, имел, по всей видимости, огромную библиотеку, но после его смерти дом некоторое время стоял без всякого присмотра, и книги перешли в собственность всяких обормотов, шлявшихся по окрестностям. Андрей был рад уже тому, что в большущем кабинете уцелели камин и темные, под самый потолок, книжные шкафы. Свой ковер он расстелил на полу в первый же день, прежде, чем занести остальные вещи. За ковром последовал письменный стол и новенькое, приятно скрипящее кресло, от которого пахло дорогими ботинками.
Дождавшись, когда Лалли принесет на подносе кофейник и булочки, Андрей принялся вскрывать книги. Библиотека у него была большая, с медициной соседствовала классическая беллетристика самых разных эпох, начиная еще с XIX-го века, многие издания были старинными, попадались даже раритеты имперского времени, напечатанные на бессмертном пластике и переплетенные в специально обработанную кожу, которой не страшны столетия – то была собственность его семьи, прошедшая через множество парсек и сражений. Прихлебывая кофе, Огоновский располагал книги на чуть поскрипывающих деревянных полках. Шкафы были местной работы, солидные, никакой химии, только дерево и лак, да небьющийся пластик в тяжелых дверцах. Он долго, с наслаждением перебирал тома, подбирая их сперва по тематике, а потом – по цвету корешков. К тому моменту, когда большинство книг заняли свои места на полках, кофейник был пуст, а пепельница, наоборот, полна. Андрей устало сел в кресло, глянул за окно – уже начало темнеть, и вдруг услышал, как внизу приглушенно заблеял звонок.
Тихо, словно стесняясь, щелкнула входная дверь. Огоновский навострил уши: ему показалось, что он слышит слабый, очень усталый голос молодой женщины. И – резкий, сухой ответ Бренды:
– Доктор не может принимать в такое время. Существует распорядок… приходите завтра.
– Старая сука, – прошипел Андрей, вскакивая. – Бренда! – заорал он, открыв дверь кабинета. – Не смейте выпроваживать посетителей!
В гостиной стояла худенькая, совсем еще юная девушка в потертом плаще, под которым виднелись большие болотные сапоги. Увидев спускающегося по лестнице Андрея, она подняла на него измученные, полные безнадежности глаза:
– Доктор… мой братик, он, кажется, умирает. Мать послала меня за вами, но я так долго шла…
– Бренда, принесите ей рому, – приказал Андрей. – Что с вашим парнем?
– Он