сигареты у отца, чтобы научить нас курить, мы всей гурьбой ездили на велосипедах на речку за десять километров от города и купались там до посинения. Под руководством Кости мы лазили по гаражам и развалинам заброшенного завода, и тогда-то я и поломала первый раз ногу. Почти месяц я потом сидела дома, а Костя выпросил разрешения у родителей и притащил свой компьютер, на который у меня до этого был запрет, и мы втроем, он, я и Элька, играли в игры не вылезая, пока родители были на работе, благо, что как раз были летние каникулы. Наши родители умилялись и одновременно ужасали этой дружбе, пребывая в шоке от наших проделок. Но все пошло на спад, когда мне было четырнадцать. Костя с ребятами отделились, у них появилась новая компания, в которой не очень понимали общение с мелкими девчонками, да и мы с Элей, став старше, изменились. Дружба возобновилась только года через три, когда мы с Костей поступили в один институт, да и Эля через пару лет решила поступать на туда же, только из-за нас, чтобы быть рядом. Ребята, учитывая наши с Элькой изменения во внешности, теперь относились к нашему появлению совсем по-другому. Когда рядом с тобой возятся две мелкие девчонки – это одно, а дружить с двумя симпатичными молодыми девушками – совсем другое. Так и прошла наша юность, шумно, в постоянных посиделках и веселье. А что теперь? Эля после нервного срыва в реанимации, Костя вообще уехал черт знает куда, лишь бы подальше от нас, а друзья из компании и вовсе пропали из вида. Что же с нами случилось?
Я замерзла, и решила подняться обратно в отделение, чтобы оставить свой контактный телефон. После этого, я поехала туда, где прошло мое детство. Нужно было проведать Людмилу Петровну и выяснить, как она себя чувствует. Не хватало еще, чтобы у той что-то с сердцем случилось. Я вышла из такси, вот и Элин дом. А напротив тот, где жили мы с родителями, сейчас квартиру отдали под съем, потому, что родители решили уехать жить на юг. В общем дворе поставили новую детскую площадку, да и вообще, за те несколько лет, что меня тут не было, все сильно изменилось. Облагородили клумбы, покрасили дома и лавочки, все стало выглядеть более цивильно.
Я поднялась на четвертый этаж и постучала в знакомую дверь. Несколько минут ничего не происходило, и я уже решила уходить, но тут послышались шаркающие шаги. Открылась дверь, и в просвет выглянула голова Людмилы Петровны.
– А почему не спрашиваете? – спросила я.
– Викуся, – бросилась мне на шею тетя Люда, – хорошая моя, заходи!
Мы прошли на маленькую кухоньку, и я смогла рассмотреть лицо Людмилы Петровны поближе. За несколько лет она сильно сдала, ей было около шестидесяти, но болезнь и отсутствие близких людей рядом ее подкосили. Она хромала на одну ногу, еле передвигаясь и держалась за поясницу.
– Такое горе, – вздохнула она, – что же я сижу, чая налить?
– Не суетитесь, – попросила я, – лучше расскажите, что случилось.
– Ночью все началось. Я уже спала, вдруг слышу, звуки какие-то странные. Я сначала подумала