глядя, да по такой погоде! – Дарья Митрофановна всплеснула руками, увидев соседку с большими сумками. – Кому сейчас твои пирожки понадобятся?
Соседка поставила сумки на землю, с трудом разогнулась и махнула рукой:
– Дождя-то не будет, точно. А до вокзала меня Пашка подбросить обещал, да вот не едет что-то, паразит…
– Неужто, Серафимовна, на железнодорожный поедешь торговать?
– А что? Скоро проходящий поезд будет, в самый раз успею. Раскупят все в два счета. Да куда же этот малохольный подевался? – Серафимовна оставила сумки, вышла на дорогу и посмотрела вдоль улицы:
– Едет, чертяка.
Дарья Митрофановна, кутаясь в вязаную кофту, подошла к соседке:
– А может, не поедешь? Сегодня день-то… – она оглянулась настороженно по сторонам и понизила голос, – день ведь – тот самый!
– Так вот ты о чем! – соседка отмахнулась. – Делать тебе нечего, только всякие сказки пересказывать. Не верю я, и ты не верь. Ерунда все.
Бренча плохо закрепленными железными внутренностями, подъехал старенький «Москвич». Из машины выскочил наголо стриженый парень в серой футболке и джинсах и наспех покидал сумки на заднее сидение автомобиля.
– Павлик, деточка! Поосторожней, – забеспокоилась Серафимовна, – смотри, чтоб крышки с кастрюль не съехали. Остынут пирожки – тогда хоть выкидывай!
Оба сели в «Москвич». Серафимовна помахала соседке из-за стекла, и машина, газанув, вылетела на дорогу.
Дарья Митрофановна и опомниться не успела, как осталась одна посреди темного и пустынного двора. «Какие же это сказки, – развела она руками, – когда сама Великоцкая из пятой квартиры позавчера рассказывала, что своими ушами слышала, как Фомичу брат говорил и божился, будто собственными глазами видел, как третьего дня…».
Дарья Митрофановна снова посмотрела на тучи, перекрестилась и заторопилась домой, продолжая на ходу мысленный заочный спор с уехавшей соседкой.
Серафимовна торговала пирожками на железнодорожном вокзале уже не первый год. Не то, чтоб пенсия у нее была слишком маленькая. Здесь она утоляла, прежде всего, свою неизбывную жажду общения, чувствовала себя нужной, причастной к чему-то большему, нежели ее простая, незатейливая жизнь. На вокзале всегда было тепло, светло, людно и шумно. Играла музыка, тренькали игровые автоматы, бегали мальчишки, предлагая газеты и журналы, сновали во все стороны серьезные грузчики, катя перед собой тележки с багажом.
Однако сейчас при виде аквариумного здания, подсвеченного изнутри тусклым, голубоватым светом, Серафимовна почему-то сникла. Ей очень захотелось обратно домой, но идти на попятную было поздно – пообещав «забрать бабулю часика через полтора», Пашка уехал так же стремительно, как и появился в свое время во дворе дома №47. Деваться Серафимовне было некуда, и она, ступая медленно и настороженно, вошла в здание вокзала через распахнувшиеся перед ней автоматические двери.
Огромный зал ожидания оказался безлюден и тих. Одинокое эхо шагов Серафимовны отозвалось в стеклах высоких окон и растаяло в сумрачных лестничных пролетах. Пустота и холод царили там, где обычно было не протолкнутся даже в самое позднее время. Электронное расписание поездов не работало. Билетные кассы и справочная были закрыты. Только в углу на пластмассовой железнодорожной скамье дремал, поеживаясь от вечерней сырости, бомжеватого вида старичок в мятой шляпе. Да замусоленная, словно сшитая из разных лоскутов кошка, бродила, обнюхивая визитные карточки, оставленные днем ее случайными ухажерами.
Серафимовна присела на краешек скамьи подальше от старика и утерла внезапно выступившую на лбу испарину. Она была женщиной простой, малообразованной, но при этом не суеверной. И рассказы о странных и загадочных случаях, которыми так любили делиться ее соседи, вызывали у Серафимовны, в зависимости от настроения, когда скуку, а когда и смех. Она не верила ни в инопланетян, ни в домовых, ни в гадалок и ни в целителей.
Но в последнее время все больше ходили слухи, самые разные, от которых у чувствительных кормящих мам пропадало молоко, пацаны, напившиеся пива, трезвели в момент, а старушки богобоязненно крестились и шептали «Чур, меня! Чур!». Вот говорили будто бы, что, когда первый день новолуния выпадает на первое число месяца, которое к тому же еще и понедельник, на пригородный железнодорожный вокзал нельзя приходить ни в коем случае. А кто придет без особой нужды, тот и пропадет без следа. Неужто об этом самом дне хотела предупредить ее Дарья Митрофановна, отговаривая от поездки?
«Сказки всё, – сказала сама себе Серафимовна, пытаясь унять неприятную дрожь в руках, – брехня…». Но найти вразумительное и простое объяснение происходящему она так и не смогла. Торчать здесь целый час до приезда внука? От этой мысли Серафимовне и вовсе стало жутко.
Она засобиралась выйти на улицу, но тут бомж, что примостился на лавочке в другом конце зала, повел плечами, пару раз кашлянул и еще выше поднял воротник своего пиджачка. Серафимовна скосила в его сторону глаза: «Ишь ты, холодно ему, наверно. И костюмчик-то