в стол. Вытащив пластинку из фольги, он аккуратно отрезал половинку лезвием и подал её Василию Степановичу…
Потом заходили ещё и ещё кто-то. И Тойво Анисимович щедро наделил резинкой всех желающих.
К обеду к нему снова заглянул Василий Степанович.
– Сейчас заходил в «ламповую», – сказал он, – у женщин почему-то резинка тянется, а у меня нет?
– Она не сразу становится мягкой! – успокоил его Тойво Анисимович, – Подольше пожуй и у тебя будет тянуться! Как тебе она вообще?
– На вкус – очень приятная! – ответил Василий Степанович, – Но челюсти сильно устают. Как американцы её жуют целыми днями?
Только к концу смены Тойво Анисимович с Ашариным раскрыли рецепт изготовления жевательной резинки из подручного материала…
Кохтур
Откуда мать взяла это слово, я у неё так и не узнал. Позже пытался найти его в словарях и интернете, но нигде так и не обнаружил. Даже если бы это была чья та фамилия – она тоже бы высветилась в интернете? Но нет этого слова нигде…
Возможно, я и не придал бы этому слову значения, если бы оно периодически не применялось матерью по отношению ко мне.
Не сказать, что слово это было ругательным, скорее оно носило оттенок какого-то сожаления (ну что с него взять, с недотёпы?).
В раннем детстве, зимой, гуляя по территории детского садика (он был рядом с нашим домом и мы часто гуляли там в выходные дни), меня вдруг потянуло на эксперимент. Я знал, что язык обязательно примерзнет к металлу, если к нему притронуться зимой в мороз. «А если железо согреть?» – подумал я и стал своим дыханием дуть на металлический прут детсадовской карусели. На нём вначале появилась изморозь, потом посередине изморози появилось мокрое пятно. Раз мокрое, – значит тёплое, – подумал я и притронулся к этому месту языком, и язык… все равно примёрз!
Со слезами на глазах я вернулся домой. Говорить раненым языком было больно…
– Это что за Кохтур, большой ведь уже, а ума нет. Иди я тебе сейчас мазью намажу язык! – говорила, шутя мать, – Когда уже повзрослеешь?..
Весной сбылась моя очередная мечта – мать купила мне кирзовые сапоги. Я уже давно просил купить мне именно такие, а не резиновые девчоночьи.
Весна на Колыме наступает резко. До последнего зима не хочет сдаваться, стоят морозы, и вдруг в конце апреля в одночасье становится тепло и в несколько дней происходит бурное таяние снега, накопившегося за длинную зиму. По посёлку как горные речки бегут бурные ручьи, на ровных местах появляются большие грязные, от угольной пыли, лужи.
Тут-то я и вышел в своих новых кирзовых сапогах и сразу обнаружил, что ходить в них по еще местами не растаявшему снегу очень скользко. Попускав по ручьям кораблики, из всего, что может плавать, я пошёл к луже. «Интересно, какая у неё глубина? – подумал я, – В сапогах, наверное, точно можно перейти её вдоль и поперёк?!» Позабыв, про скользкие подошвы сапог, я смело шагнул в лужу и, сделав всего два шага по ледяному дну лужи, поскользнулся