поколебавшись, я взяла в руки лист. Он оказался непривычным на ощупь, каким-то шершавым. Вспомнилась литература о том, из чего в разных странах производят бумагу. Порой из совершенно невообразимых материалов, сильно отличающихся от древесины. Например, из слоновьего навоза. Уж не в Арканзии ли? С деревьями здесь плохо, так что вполне может оказаться что-нибудь подобное. «Правда, слоны здесь не водятся», – с чувством облегчения припомнила я. И тут же приглушила излишний оптимизм: слонов здесь, может, и нет, а вот навоз всегда найдется.
Отмахнувшись от глупых мыслей, я совершила еще большую глупость и принялась водить пером по бумаге. «Почему ты не спишь?» – написала я по-арканзийски. Затем, вспомнив студенческие годы, сложила лист «птичкой» и, прицелившись, отправила в полет. Как и предполагалось, послание приземлилось прямо на раскрытой книге.
Данте удивленно поднял брови, покосился на меня, оглядел своеобразно сложенный лист и лишь после этого его развернул. Дотянулся до своих вещей, среди которых тоже нашлось перо, и что-то написал все на том же листе. После чего, сложив последний прежним способом, переслал его мне обратно.
Я развернула бумагу. Под моим вопросом совсем иным почерком было написано: «Бессонница для меня – обычное дело. А ты почему не спишь?»
Я задумалась над ответом. Привычным с тех, прежних, времен движением провела мягкой стороной пера по подбородку – вверх и вниз. «Не знаю», – честно написала я, наконец.
«Птичка» снова отправилась в полет. На этот раз Данте перехватил ее прежде, чем она успела приземлиться. По-моему, не без азарта. Я и сама чувствовала какой-то странный, необъяснимый и нелогичный азарт от столь странного и нелогичного общения. В скором времени «птичка» снова вернулась ко мне.
«Лучше все-таки выспись, – было выведено знакомым теперь почерком. – Завтра снова трудный день».
«Знаю».
Я немного подумала и приписала: «Илкер действительно для тебя опасен?»
Данте тоже задумался, прежде чем коснуться бумаги пером. Возможно, подбирал слова, а может, решал, отвечать мне или не отвечать. Раскрыв вернувшуюся «птичку», я прочитала: «В данный момент – нет. Но может стать опасным». Я кивнула, принимая к сведению.
Как ни странно, именно сейчас, в таком не способствующем расслаблению контексте, мне отчаянно захотелось спать. Я зевнула. «Спокойной ночи!» Бумажный голубь опять перелетел на другой конец комнаты.
«Спокойной ночи! – пришел ответ. – Надеюсь, за оставшееся время тебе не придет в голову свежая идея перерезать мне горло».
Я удивленно вскинула голову. Данте с усмешкой подмигнул мне, и оставалось только гадать, писал ли он в шутку или пытался прикрыть этой усмешкой реальное опасение. А может, он именно поэтому до сих пор не спит, и никакая бессонница тут ни при чем?
«Почему ты оставил меня здесь, если ожидаешь подобного?»
Беззвучный смешок.
«Во-первых, я достаточно хорошо разбираюсь в людях. А во-вторых, как знать, может, я, как и ты, не слишком