очень смешно. Правда. Подполковник тут, оказывается, майор, да ещё и участковый. Всегда знал, что он умом на прежнюю должность, как и звание, не дотягивал.
– Что молчишь, Симонов?
– Никак нет, товарищ начальник. Баба – дура. Сами в курсе. – Не знаю, почему, но перенял тон мужиков сидевших за столом.
– Это, да. Твоя – особенно. Ладно, ты у нас не Валера Леонтьев и даже не Стас Михайлов, но жену себе выбрал вообще караул. Так почему не на работе, спрашиваю? За тунеядство хотите получить?
Я, не выдержав, хохотнул. Такое чувство, что в кино снимаюсь. Если 1941 держал в тонусе, реально опасался лишнего сказать, тут же все иначе.
– Чё ты ржешь, Симонов? Вот объясни мне, что ты ржешь? – От фразы Матвеева стало как-то тепло на душе. Именно этими словами начиналось каждое совещание. – Пойдем поговорим. А вы сейчас быстро соберётесь и смоетесь по домам. Ясно? Завтра жду с объяснительными, почему в рабочее время ошивались здесь, а не трудились на заводе. От всех.
Николай Петрович кивнул мне, приглашая следовать за ним. Я, собственно говоря, был не против. У самого имелись кое-какие вопросы, а задавать их при посторонних будет лишним.
Глава 2
Матвеев отвёл меня в сторону, почти за угол дома. Беседа, похоже, предстояла серьезная.
– Иван, это уже не шутки. Долго так продолжаться не может. Если твою дуру кто-то надоумит написать в НКВД, а доброжелателей много у нас, там ты никому и ничего не объяснишь. Понимаешь, она в крайней жалобе обозначила, что ты – потенциальный враг народа. Потому как идёшь против решения партии вывести нашу страну на путь трезвости и здравомыслия. Сухой закон отменили, конечно. Но два дня назад. Да и сам понимаешь, кому-то простят. Тебе – нет. С таких, как ты, спросу больше.
– Извините, товарищ майор… куда ее надоумят написать? – Нет, слышал-то я нормально. Сложно не услышать, когда Матвеев стоит рядом и в ухо почти все это говорит. Но знакомое сочетание букв всё же удивило. То есть даже вот так… Не Комитет Государственной Безопасности, а все оставили в начальном варианте.
– Туда, Симонов! Вот именно, что туда! Думаешь, нынче не так все строго? Да щас! Не афишируется особо. А так-то не далеко ушли. Говорить разрешили, свободу мысли и гражданской позиции провозгласили, но в строго обозначенных рамках. Понятно, не 1938 год на дворе, сам догадываешься, о чем я. Однако, если заберут, там, на месте, уже ничего не докажешь. Тем более, сам знаешь, ситуация на политической мировой арене, ой какая напряжённая. Врага и в столбе увидеть могут. Просто потому, что этот столб не там стоит. Тем более, как КГБ приказал долго жить, и вернули народный комиссариат, они удила-то натянули слегка.
Я слушал Матвеева и поражался тому, насколько Николаю Петровичу на пользу оказалась работа участковым. Ты посмотри, знает слова «политическая арена», «афишируется». Вообще, в принципе, вникает в такие вещи. Помнится, на должности начальника отдела его интересовали только показатели и довольное руководство, стоящее над ним. Ну, ещё личное благосостояние. Не хуже и не больше,