раз рассмеялся, – особенно было весело спокойно прийти в свой номер в гостинице после трудного дня в посольстве и наткнуться на сопящую своим носиком Кими в моей кровати, – смешок, – в позе звездочки, чтобы я совсем никак не смог проигнорировать её и лечь хоть куда-нибудь.
Мама махнула на него рукой.
– Я его преследовала, – хихикнула она, – а он целых два месяца не поддавался. Но у меня методы разные, ещё стоит учитывать, что мы были в моём родном городе, а там я могла купить всех и вся!
– Через ещё три месяца мне подсунули бумажку с подтверждением беременности, – папа поджал губы, – ту самую, ложную и бессовестную.
Мама закатила глаза:
– Напечатала на гостиничном принтере, – она была ехидна, – одурить костнийца оказалось легче лёгкого.
– Гордись этим и дальше, нехорошая, – пробурчал папа.
– Ты всё равно бы на мне женился, – пожала плечами она, – а так я ему рассказала, что мама дала одобрение на наш брак, мы его заключили и уехали в Костну на поезде, – она наклонилась к моему уху, – ещё несколько месяцев мама думала, что я у отца, а после рвала и метала, пока не поняла, что я где-то в закрытой стране и почти получила гражданство.
Папа кивнул.
– С этим было сложно, потому как Нифелия была рассержена, а брак в Соголде документально подтверждается в системе только спустя месяц, пока бумаги дойдут и информацию внесут.
– А моя не беременность вскрылась почти на второй день, когда мы приехали в столицу Костны, – дополнила мама, – как и то, что мне ещё слегка семнадцать, а значит брак эта страна признавать не станет. Поэтому мы подождали полгода, купили дом, женились по традициям Костны и через ещё десять месяцев получилась ты, – меня погладили по голове, – и ещё через два года мне наконец выдали гражданство.
– Поэтому у тебя шрам на месте чипа, – вспомнила я, – тебе сделали его в двадцать один, а не при рождении. Он и не затянулся как следует.
– Это потому что твоя мама вредная, – усмехнулся папа, – и потому что нашедший её через два года Лернт устроил мне показательную битву посреди Берлинга, подумав, что его кровиночку похитили.
– Только потом увидел тебя и успокоился, сказав, что не станет говорить маме где мы, – женщина покачала головой, – а она будет очень против того, что мы сейчас имеем, Ая. Она привыкла к своим правилам, поэтому чужие желания её не интересуют. Даже сейчас она будет говорить что-то про лишение меня наследства, – мама хмыкнула, – а я уехала сюда, заранее понимая, что того, что было у меня в Соголде, здесь не будет никогда, – она взглянула в глаза папе, – я люблю твоего отца, Ая. И я точно не стала бы обменивать счастье с ним на какие-то деньги.
Папа сиял!
– Пойдёмте в дом, – наклонился и чмокнул сперва маму, а после меня в щеку отец, – так уж и быть – сегодня закажем доставку.
– Ура! – мама выскользнула из четырехместки первая, – солнышко, тебе легче?
Я кивнула, беря её за руку. Разговоры с ними придавали мне сил. Сегодня и всегда. Они