ладно, жди меня здесь. Только из машины не выходи, на сиденье сиди. Я окна приоткрытыми оставлю. Не выходи из машины.
– Ладно.
Андрей Петрович отправился в магазин, а когда через пятнадцать минут вышел из него с двумя полными пакетами, увидел на улице совсем не то, что ожидал: Аня стояла у распахнутой дверцы «Нивы» и разговаривала с какой-то женщиной. Девочка, на вид ровесница Ани, выглядывала из-за длинной, серой женской юбки. Смуглая, худая, похожая на подтаявшую церковную свечу незнакомка о чём-то расспрашивала Аню.
– И чё, ты только с дедом здесь? – приближаясь, расслышал Рубцов. – А родители твои где?
– Они в другую страну уехали, но скоро приедут. А как тебя зовут? – спросила Аня у девочки.
– Наташа, – ответила та, выступив из-за материной юбки.
– А меня Аня. А какая у тебя кукла? С длинными волосами или короткими?
– Никакой.
– Почему? Давай, я тебе одну подарю. У меня две.
– Давай…
– Аня, – приблизился к ним Андрей Петрович, – ты почему вышла из машины?
– Меня тётенька позвала.
– А я что тебе говорил?! – повысил он голос, едва сдерживая раздражённый крик.
– Не гневайся, бородач, – приняла на себя его окрик женщина. Иссохшая до худобы болезненной, с серым лицом и горячечными глазами, выдыхала она такой многослойный и мерзкий перегар, что Рубцов отшатнулся. – Меня Марьей Худорожкиной зовут, а тебя как? – попыталась познакомиться женщина, но в ответ услышала молчание. – Внучка у тебя общительная, а ты какой-то нет. Дай пару сотен на опохмелье, не обеднеешь поди. Дом у тебя далеко большой, богатый, а ты сюда в избушку никудышную на отшибе приехал. Это зачем? Прячешься от кого? Или прячешь чего? Может, клад у тебя припрятан?
Женщина то хмурилась, то кривила в улыбке тонкие синеватые губы. И от постоянно меняющегося выражения её лица, от болезненно горящих глаз Андрею Петровичу казалось, что она знает про него всё, что она вообще всё знает, и даже уже знает, что такое смерть. Он молча положил пакеты в машину, посадил на сиденье Аню, сунул в руку женщине две сотни, сел за руль и газанул так, что встречная лужа под колёсами превратилась в миллиарды брызг.
– Вот-вот, бородач, – хрипло засмеялась вслед незнакомка, – верно про тебя говорю, прячешь ты что-то в избушке.
А Рубцов в лихорадочной гонке давил на лесной дороге лужи.
«Бред! Бред! Бред! Что она, ясновидящая?! Да нет конечно, обыкновенная алкашка, наговорила, что в голову взбрело. Но откуда она знает…»
– Аня, что ты им рассказала, этой тёте с девочкой?
– Я сказала, что у нас далеко-далеко отсюда большой дом и что мама с папой уехали в другую страну. А больше я ничего не говорила.
– Я же просил тебя ни с кем не разговаривать, а ты!
– Мы больше никогда ни с кем не будем разговаривать? Только вдвоём будем разговаривать?
Рубцов ничего не ответил. Он гнал и гнал «Ниву» к избушке.
«Подальше от этой пьяной дуры… Надо успокоиться…»
Приехали. Пошли от дороги по тропинке к избушке.
«Надо