ь, кто-то посмеивался: покатились, дескать, косточки пассажиров. Проворный отрок с копной засаленных волос подхватил бидон, сунул старушке и вернулся на место.
Павел неохотно открыл глаза. Дорогу когда-то закатывали в асфальт, этим ее достоинства и ограничивались. Проезжая часть петляла между скалами, в прорехах между глыбами зеленели леса. Вторая половина августа пока была теплой, почти без осадков. Впрочем, прогнозы на ближайшее будущее оптимизма не внушали – в средней полосе России обещали проливные дожди с похолоданием.
Встречный самосвал волочил за собой шлейф пыли. Старенький «ЛАЗ» угодил в густое облако – видимость пропала. Водитель сбавил скорость, избегая аварийной ситуации. Пыль развеялась, мелькнул дорожный знак «Гуськи». Потянулись плетни, завалившиеся заборы, яблоневые деревья со зреющими плодами. Деревушка явно не процветала. Проплыла изба сельсовета – над крыльцом развевался красный флаг.
За деревней – информационный щит: «До Плиевска – 12 км».
Болдин машинально глянул на часы. Автобус опаздывал в конечную точку минут на двадцать. Это даже не опоздание – так, задержка. Стих гул в салоне. Сидящая рядом девочка-подросток покосилась на молчаливого соседа и снова раскрыла потрепанных «Красных дьяволят». Родители ее, сидевшие сзади, дружно похрапывали. Настроение не улучшалось.
Павел снова закрыл глаза. Светлая полоса в жизни резко оборвалась, начиналось что-то беспросветное. Где она – безмятежная столичная жизнь? Еще неделю назад он – один из лучших сотрудников московского уголовного розыска, сыщик от бога. Квартира на улице Горького, оставшаяся от почившей тетушки (родители его погибли в вертолетной катастрофе на Камчатке еще пятнадцать лет назад), уважение коллег, масса друзей. Карьерная лестница тянулась в небо, надо было только забраться. Понимал, что это не само произойдет, но от работы не отлынивал. Звание капитана в тридцать лет – в общем, неплохо. Неделю не пробегал с четырьмя звездами на погонах – все рухнуло в один момент.
Обмывали новое звание в ресторане. Никогда не приветствовал он эти пьянки, а тут расслабился, решил, что можно. Давний завистник старлей Лемуров подливал водку, делался в доску своим. Казалось, что именно он – лучший друг и доброжелатель. Особо пьяным Павел не был, но осторожность потерял. Коллеги разошлись, остались самые стойкие. Возникли представительницы слабого пола. Одна понравилась. Дамам было скучно, пересели к офицерам. Слово за слово, и как-то само поехало. Впоследствии всплывало подозрение, что это Лемуров провел успешную операцию, но доказать это Павел не мог.
Женские глаза запали в душу. Барышня лучилась обаянием, потешно морщила нос. Избегал Павел Болдин случайных связей, но тут бес попутал. Даму звали Мариэттой. «Ваша фамилия случайно не Шагинян?» – туповато шутил Павел. «Фу, какой вы, – смеялась новая знакомая, – Мариэтте Сергеевне 82 года, я так плохо выгляжу? Но в чем-то вы правы, я такая же активная, целеустремленная и иногда пишу стихи».
У остроумной особы было два высших образования. Дальше ничего оригинального: прогулка в парке за рестораном «Рапсодия», такси, помпезный дом на Кутузовском проспекте, ночь с восклицательными знаками! Мариэтта была приличной женщиной и, подобно Павлу, пала жертвой. Простились на рассвете, он поспешно сделал ноги, словно чувствовал подвох. Супругом Мариэтты оказался некий генерал-майор, главный инспектор Группы советских войск в Германии. Вернулся из командировки в тот же день и обо всем узнал. Доброжелатели постарались. Скандал был такой, что тряслись стены на Петровке и отдавалось на Знаменке.
1937 год, по счастью, канул в Лету. Но последствия не замедлили сказаться. «Болдин, ты не охренел? – осведомился подполковник Зиновьев, когда Павел явился с объяснительной. – Засунь эту бумажку сам знаешь куда. Что прикажешь – гнать тебя из органов? А ведь еще вчера ты был моим лучшим оперативником… Если честно, я бы лично тебя расстрелял. Зачем мне эти головные боли? Ладно, увольнять тебя не будем, но Москве ты больше не нужен. И звания лишаешься, жди приказа. Теперь ты снова старший лейтенант, прими мои поздравления. И чтобы в ближайшие полгода в столице не появлялся. А там посмотрим. Единственное, что могу сделать, – перевод в Смоленскую область, в город Плиевск. Будешь работать простым опером. У них нехватка кадров, а местную милицию возглавляет мой хороший знакомый Ваншенин Егор Тарасович. Я ему звонил – тебя готовы принять. Исключительно ради нашей дружбы. Либо да, либо нет, другого не будет. Если нет, уходи из органов со всеми вытекающими. Если да… посмотрим, шум уляжется – когда-нибудь вернешься». «Как же так, Михаил Евдокимович? – голос Павла предательски дрожал. – Я же столичный житель, у меня квартира в Москве…» «Ты прежде всего советский человек, – отрезал Зиновьев, – куда послала Родина, там и приносишь пользу. Семьи у тебя нет, квартиру законсервируешь. По месту службы получишь комнату в общежитии. Можешь приезжать в Москву, но чтобы в Управление ни ногой! Все, иди – и не просто иди, а… сам знаешь».
История вышла пронзительно печальной. С Мариэттой больше не виделись – прошел слушок, что главный инспектор посадил жену под замок. Коллеги сочувствовали, но помощь не предлагали. В принципе