языковое различение внешнего (объектного плана действия) и внутреннего (пред-субъектного) действия («действия без объекта и субъекта»). Особенность семантики такого типа отмечена и наличием глаголов, включающих залоговые показатели центробежной (от субъекта) и центростремительной (к субъекту) направленности действия.
Г. А. Климов, подчёркивает, что в эргативных языках вместо категории залога присутствуют так называемые центробежные и нецентробежные версии (в первом случае действие направлено на что-то вне субъекта, во втором ограничивается самим субъектом). Первые исследователи эргативного строя в самой структуре языковой конструкции: в интенсивном употреблении страдательного залога, в ариткулировании имперсонала, употребляющегося в той же функции, что и страдательный залог, перенесении акцента с агенса на, собственно, действие, – обнаруживали признак пассивного (неволевого) отношения к жизни… Таким образом, отмечает Климов: «согласно этой гипотезе, постановка подлежащего эргативной модели предложения в одном из косвенных падежей диктовалась тотемически ориентированными представлениями первобытного носителя языка о том, что он является лишь орудием в руках некоторой высшей силы, которой собственно и приписывалось действие». Как отмечает К. Уленбек, «для примитивного мышления высшей причиной является не тот, кто фактически совершает действие, а действующие помимо человека тайные силы, для которых последний служит только послушным и пассивным орудием».22
Рассматриваемая нами синтаксическая форма и использующее ее предложение безусловно реализует эйдетическую модель, представляет «картину ситуации». Перед нами в тоже самое время – «эйдетическая схема», которой выражается типичный образ действия.
«Тот, кто убивает, называется обычно деятелем, но для дикаря он (сам) является лишь первичным орудием, находящимся во власти какой-то тайной силы. Кажущийся деятель, будучи зависимым, сам, в свою очередь, действует на логический объект (т.е. грамматический субъект). Когда последний выступает в качестве логического субъекта какого-нибудь непереходного действия, что представляет собою нередкий случай в мышлении народов, не знающих противопоставления между переходным и непереходным действием, а знакомых лишь с различием между действием активным и пассивным, тогда он действует тоже с помощью этой магической силы».23
Объект, как мотивирующий действие, введен в позицию действующей причины (источника-начала) и предела (результата-окончания/предела). Достижение этого предела означало бы и исчерпание причины и достижение цели, т.е. завершение действия. Но эйдетическая модель – модель идеального действия, которое не исчерпывается завершением действия. Она погружена в экзистенциальный план бесчисленных серий повторений, где эйдос действует в открытой перспективе охотник-жертва, жизнь-смерть, голод-насыщение, действие-претерпевание и т.п. Значит и не объект как таковой мотивирует, а, к примеру, голод и «нужда охотника»,