дик, чернее ночи,
Но, ведь, из-за своих хлопочет.
Так велика его печаль,
Что мне его, пожалуй, жаль!»
А тот бумажник инженера
Трясёт и деньги вынимает.
«Эй, друг, постой, во всём есть мера!»
А тот не слышит и считает,
Затем купюры собирает,
Кладёт на место портмоне,
И говорит им, как во сне:
«Ну всё, конец, теперь мне точка!
А деньги спрятать вы сумели.
Но есть свидетель – мать и дочка.
Они с цветами там сидели.
Они заметить всё успели.
Берёте вы на душу грех –
Хотите быть умнее всех!»
Такими горькими словами
Он тронул сердце инженера.
Нередко жалость движет нами,
В добро и честь рождает веру,
Жестокости снижая меру.
И заставляет нас хитро
Творить нежданное добро.
И совесть, застонав, проснулась
В душе у нашего героя.
Интеллигентно шевельнулась.
Ему напомнив об устоях,
Решенье подала простое.
И он сказал: «Ну всё,кончай,
Пакет хозяину отдай!»
И кто б такое мог подумать?!
Осталась в людях совесть, братцы!
Подельник посмотрев угрюмо,
Не стал ни спорить, ни ругаться –
Совсем не стал сопротивляться.
Рта не раскрыв – ни да, ни нет,
Вернул хозяину пакет.
И вскоре под вечерним небом,
Под шум проспекта отдалённый
Возились над горбушкой хлеба
В безлюдном сквере полусонном
Одни лишь чёрные вороны.
А инженер шагал домой,
Приятно гордый сам собой.
«Конечно, было б интересно
Добавить сотни три «зелёных»
К российской тысяче чудесной,
Что заработал я законно!» –
Так мыслил он вполне резонно, –
«Но в жизни денег без труда
Не получал я никогда
В кругу семьи он с упоеньем
Поведал всё о пережитом.
О том, как в этом приключенье
Мечтал об улучшенье быта,
Но чести не терял и вида.
Семья сказала, что отец
Интеллигент и молодец.
Он портмоне раскрыл картинно –
Мол, я и так добыл не мало!
И отшатнулся с жуткой миной,
И сердце биться перестало:
Российских «рэ», как не бывало!
Таким ударом поражён,
Всю правду тотчас понял он.
Его отчаянье зажало
В тиски бессилия и горя.
Но тут же ярость разорвала
Плотину горя, хлынув морем,
Что рвёт и мечет на просторе.
Затем волна ушла в пески
Следами грязи и тоски.
Потом, внезапно, хохот дикий
На инженера навалился,
Затем, от горести великой
Впервые в жизни он напился
И пьяный над вопросом бился:
«Ну как же мог я залететь,
Как лох, в расставленную сеть?!»
* * *
А всё так