заражается людей.
30 мая
Наша семья сегодня собралась в полном составе. Впервые за долгое время. Собрались все близкие родственники.
Я померилась со своим братишкой. Все обиды, той прошлой жизни, теперь кажутся такими глупыми и нелепыми. А вся прошлая жизнь, что была до вируса, была такой счастливой и радужной. Хоть и говорят, что память людей избирательна и лучше остаются в памяти светлые образы, но точно тогда жизнь нашу не наполнял ужас и страх, не было гнетущей безысходности.
Мы все собрались в нашем доме, в нарушение правил карантина о: ограничении контактов. Вели беседы наполненные тревогами. Обменялись печальными вестями о смертях родственников и друзей.
Одним из введенных карантином правил, отменены похороны умерших. Покойников забирают и сжигают, бригады санитаров. Родственника нельзя даже взглянуть на покойного.
Мы сидели долго – долго, видимо никому не хотелось расходиться, все понимали, что это может быть наша последняя встреча. Еще никогда мы все не были так близки как в этот день.
1 июня
Сидя на жестком табурете, пью горький, без сахара кофе и смотрю в окно на вяло плывущие облака. Так же вяло протекают мысли у меня в голове.
Мене просто хорошо, я научилась получать удовольствие от простых вещей и не значительных мгновений жизни.
Вкус кофе. Серо – синие облака на мутном небе. Заснувшие печаль и страх на дне души. Мне хорошо.
2 июня
Сегодня виделась с Димкой. О боже, что снами сделалось за это время. Не знаю, насколько изменилась сама я. Мне трудно оценивать саму себя. Димка он очень изменился. Это трудно описать, но отчетливо ощущается. Его словно перекроили заново. Его взгляд, он стал другим, тревожный и в тоже время какой – то отстраненный, словно Дима перешел за грань, я не знаю, как это выразить словами на бумаге, он словно узнал, что – то о чем мы все еще не ведаем и не догадываемся.
Мы много и долго разговаривали и о разном, но в память врезалась одна его фраза: – «Я родился с ощущением грядущего и с осознанием того, что мне предстоит через это пройти. И вся предшествующая жизнь была лишь приготовление к грядущему».
Смеркалось, буквы стали едва различимы, да и то, что его безбожно трясло на ухабистой дороге, по коей его везли, запертым в клетку.
Закрыв ветхий дневник, аккуратно как бесценное, хрупкое сокровище положил его себе под рубаху, у сердца.
Темнота наступала со всех сторон, выползала из расщелин, оврагов постепенно заполняя все, устанавливая царство ночи.
Он бессмысленно смотрел по сторонам на сгущающуюся темноту, что поглощала пейзажи ландшафта, слушая мерный скрип колес, фырканье и цокот копыт лошадей, редкие фразы охраны и их ругань. Тело затекло, мучительно хотелось вытянуться в полный рост, пройтись, но низкая клетка и цепи, сковывающие его, не позволяли.
Уже совсем стемнелось, когда обоз из стражников и заключенных встал на ночлег. Всех их было пятнадцать заключенных и десять стражников. Двенадцать