словно в искривлённом волшебном зерцале, проявился изъеденный оспинами, почти старческий образ.
Бельмо на глазу, короткие рыжие волосы, стриженная бородка и бордовое родимое пятно на левой щеке, все это ужасно контрастировало с тем что было до преображения.
Брат мой, запомни то , что видишь сейчас.
Светлый с нежность провёл ладонью по изменившемуся лицу, некоторое время всматривался в него, потом тихо произнёс – волосы…, глаз…, родимое пятно.
Тёмный слегка приклонил голову пред обоими, сделал замысловатый реверанс рукой, сказав- нас ждут, идемте!
Солнце уже выкатилось из за горизонта, полным, ярко светящимся диском.
Лучи его, проходя через дымку тумана, парящего над остывшей за ночь землей, одевались в причудливый багряный цвет.
Солнце, словно заботливая мать, в эти ранние утренние часы, окутало тёплой багряницей всё, горы, долины, реки, деревья, города и селения, давая всему живому насладиться, его мягким теплом и светом.
Одинокое дерево, кряжистое и сучковатое, прошелестело листвой прощальный реквием стоящим братьям.
Они ещё раз взглянули друг другу в глаза, обнялись все трое на прощание и шагнули с обрыва в пропасть, на дне которой суждено было обрести каждому своё, первому Вечное Величие, второму Вечное Проклятие, третьему Вечную Выгоду.
Глава 9.
При лунном свете.
Ночь была темна и не единой звёздочки не отражалось на черно-синем небосклоне.
Серебристая луна радовала глаз, одиноко идущего путника.
Она светила ярким , уверенным светом освещая всё вокруг.
Ни единого шороха, звука, ничто, даже цикады не осмеливались нарушить висевшую тишину в этот миг.
Тени от оливковых деревьев, стоящих по левую руку путника, стали резкими, они словно стекали густой чернью на ещё тёплую после дневного жара дорогу и то сплетали, а то расплетали свои замысловатые кружева .
Тёплая пыль вздымалась из под сандалий путника, окутывая его ноги своей мягкой пудрой.
Луна светит всем и грабителям и их жертвам.
Путник не боялся быть ограбленным и убитым, его карманы были пусты, старая, потёртая накидка из грубой шерсти, не могла прельстит ни каких воров, а крепкий и увесистый посох, на который он опирался, в нужный момент мог стать хорошим оружием .
Он шёл подставляя прохладному лунному свету своё лицо и улыбался.
Улыбка на его лице была страшна и уродлива.
Дьявол бы забрал мою проклятую жизнь! – процедил он, сквозь зубы.
Слова и проклятия, словно яд из жала змеи, полился в тишину ночи.
Со злобой плюнув в сторону серебристого диска, путник прокричал, -
Шакалы! Шакалы ! Проклятые шакалы!
Не люди , а льстецы, лизоблюды и трусы .
Все, все, все они, собаки!
Только он, он велик!
Ну почему он не видит, не хочет видеть, что не стоят они и волоса его.
Почему он не хочет замечать мою любовь? Мою преданность, моё желание отдать за него жизнь?
Ну почему так не справедлив ко мне этот мир?
Его, любят все! Меня ни кто!
Его,