пары трусов. Голубых. С начесом. Шутки шутками, но они существуют.
Иногда засыпаю. Когда возвращаюсь в холодную реальность, разглядываю как метелится снет. Красивое. Мимо проходит односадиковец Вовка с мамой, здороваемся. От него веет хохломой и весельем. Рассказываю папе, что он меня дразнит: "Регинка-Редиска". Взрослые все знают. Взрослые говорят, что он в меня "влюбился", и поэтому постоянно проявляет знаки внимания. Родительская логика "достает = нравишься, оказывает внимание" в ходу.
На каком-то тихом часу Вовка целует меня вдруг. Между прочим прямо в кровати. Порывисто и страстно. Как и принято в пять лет. Что-то на диссонансовом. Нам, хорошим девочкам, мама в кровати с мальчиками целоваться не велела. Даже если искрометный чмок в щеку в тихий час. Но! Внутри такое двоякое – совместный драйв из признания моей нужности, исключительности и приятное возмущение.
В конце тихого часа нянечка в саду просит тех, кто уже встал (ну я, конечно, умница по этому поводу), будить оставшихся сонь. Поднимаюсь к Пете на второй кроватерный этаж, бужу. Обращаю внимание на смешливую его непонятливость после сна. Он такой невероятно милый в своем непонимании происходящего. Прослеживаю частый паттерн отсюда – обратить внимание на того, кто нравиться. Дождаться, чтобы уже всех разобрали. Подойти и проявить внимание из безвыборности и безысходности. До сих пор признаваться коротким “ты мне нравишься” не умею. Только учусь.
На кровати внизу просыпается Славик. Он взъерошенный сейчас и всегда какой-то неопрятный, неприятный. Для меня неопрятный, неряшливый = неудачник. Мне так мама сказала. Миллионеров в растянутых майках я начну воспринимать как успешных людей сильно позже. Долгие годы я оцениваю людей по одежке и оцениваюсь сама по ней же. Свитер от Версаче – это вам не картонка на рынке.
В садик я всегда хожу красивая. Мне так мама сказала. А еще, что любят красивых и аккуратных. Мама "достает" мне китайские разные платьица и цветные колготки под них. Мама говорит, у всех были белые, а мне она всегда подбирала под цвет платья. у меня и правда была вся колготочная радуга, в советском социалистическом – редкость. Мама говорит, что все удивлялись, где она их достает. Маме важно, чтобы я была лучше, виднее – чтобы я выделялась, была другой и отдельной. А значит лучше. Я умею это делать вот уже почти-сорок лет. Не делать – не умею.
***
Тсс!! Тихий час. В садике отпрашиваюсь с сонного перерыва. Тихонечко шлепаю босыми ступнями по полу. Я в белых трусиках и больше ни в чем шепотом иду в туалет. Вхожу и вздрагиваю от того, что за мной входит кто-то еще – следом прошмыгивает Миша в таком же одеянии, зажимает меня в углу и целует. Спустя 11 лет буду отплясывать с ним на выпускном. Он все такой же красавчик. Еще спустя 11 лет его профиль мелькнет в одноклассниках. Лыс, некрасив, переехал в Астрахань.
Из кровати второго яруса я слышу шум в раздевалке. Тихий час подходит к концу. Родители где-то за кадром расходятся с детсадовского родительского собрания. Там за дверью происходит громкое