когда приезжала осенью, тогда другое дело. А так… Варенье какое-то! И что только люди в нем нашли?
– Лен, а ты помнишь, как мама варила варенье раньше? Не таз и не два. Все полки были банками уставлены.
– Помню, конечно! Папа вишневое очень любил. Мог ложками есть.
– А мама сердилась…
– Не любила, когда он из банки прямо. Все время говорила, что он не один…
– Говорила… А сама все сделала, чтобы он один остался.
– Ну так не получилось же, Оль! У него мы есть.
– Зато у мамы получилось. У нее только мы и остались. С Зиной все-таки переругалась. Племянников видеть не хочет. Ни с кем не общается толком. Даже подруг разогнала. Почему так, Лен?
– Знать бы… – Лена вздохнула и подлила чаю себе и сестре. – Я вообще маму никогда не понимала.
– Странно! А она всегда твердила, что только ты ее и понимала.
– Да куда там! Как можно было понять ее вот это вечное: «Леночка, не смотри на Олю! Она тебе не подруга». А кто?! Почему она всегда меня от тебя отвернуть пыталась, а? Ревновала, что ли?
– Может, и так.
– Глупость какая!
– А помнишь, как ты мне обратно все игрушки притаскивала, которые мама у меня забирала и отдавала тебе.
– И все это под предлогом, что ты выросла и они тебе теперь ни к чему, – Лена согласно кивнула и засмеялась. – Она ведь так и не поняла, что моими они не стали. И Лялька твоя любимая, и Потапыч. А ты помнишь, как она тебя гоняла, когда я заниматься садилась?
– А то! – Ольга встала и подбоченилась. – «Ольга! Вон из комнаты, ты мешаешь! Леночка, детка, занимайся!»
– Да-да! – Лена покатилась со смеху, глядя, как преобразилась сестра и как похожа она на мгновение стала на мать.
– Ей ведь и в голову не приходило, что ты меня учишь играть на рояле. Что все твои уроки в музыкалке мы повторяли на двоих.
– Ты любила рояль больше, чем я. И сейчас играешь лучше.
– Да куда там! – Оля отмахнулась от сестры, хотя видно было, что комплимент ей приятен.
– Жаль, что ты не стала поступать в музыкальное училище.
– Ничего, цифры – это тоже немножко музыка. Когда я в налоговую годовой отчет сдаю, это та еще симфония!
Они, отсмеявшись, помолчали, а потом Лена спросила:
– Оль, а как думаешь, почему мама так?
– Не знаю. Свою голову не приставишь, в чужую – не заглянешь. Я тоже об этом часто думаю. Бабушка нас любила. Всех, без исключения. И дочерей своих в любви растила. Зиночка говорила, что никогда их не разделяла, всегда все поровну. Она тоже не понимает, почему Катя с ней так. Откуда столько злости и обиды? Но Зина умнее нас. Она в причинах не копается. Говорит, что смысла не видит. Сказала, что если придет Катя к ней, то о прошлом и вспоминать не станет. Мало ли! Помрачение нашло на человека. Бывает. Чем обиды копить, так лучше уж худой мир на один денек, но вместе.
– Как считаешь, права она?
Ольга помолчала, машинально переставляя чашки и вазочку с конфетами на столе.
– Думаю, да, Лен. Будь я помоложе и поглупее, ответила бы по-другому.