Североамериканцы угощали алкоголем всех желающих, вне зависимости от расы, пола и политических убеждений. Маша одну за другой выпила три стопки, потом стрельнула у кого-то ментоловую сигарету и начала её медленно курить.
– Кла-а-асс! – Это слово выпорхнуло из Маши вместе с облаком дыма. – Люблю глотать полярный холодок. От него дерёт горло и лёгкие. Кажется, что там происходит дезинфекция!
– Молодец! Качественная метафора! – похвалил я и притянул студентку к себе.
Мы поцеловались. Вдруг Маша оттолкнула меня. Выражение её лица стало неестественным, как у звериного чучела. Девушку вырвало, она запачкала все свои дорогие вещи.
– Домой, пожалуйста, – пролепетала Маша и следом добавила противоположное: – Только не домой, пожалуйста. Меня папа будет ругать.
Маша стояла, опёршись на фонарный столб, и беспомощно повторяла извинения, её круглые очки куда-то запропастились. Она умоляла снять ей гостиницу, но я решил, что лучше поехать ко мне, и вызвал такси в Реутов. Ванчоус сказал, что они с Галей ещё немного погуляют, возможно, даже встретят восход солнца. Мы стали прощаться, и я почему-то подумал (нет, даже решил), что они сегодня обязательно трахнутся, но… ошибся.
В понедельник после работы мы с Ванчоусом сидели в «Сколопендре»: пили пиво и обсуждали выходные.
– Как вы с Машей уехали, мы с Галей ещё часа три гуляли, – доложил мне начальник. – Вино аргентинское дегустировали, багеты французские ели, кокаинчик употребляли с каким-то мутным бельгийцем-геем. Потом оказались в дубовом сквере. Очень красивое место. Я обнял там Галю, и мы с ней долго целовались. Очень долго.
Ванчоус глотнул пива.
– Туда-сюда. Руки под майку. Лёгкий петтинг. – Ваня слегка улыбнулся и почесал подбородок: это воспоминание ему было явно приятно. – Я пригласил Галю к себе. Думал, что уже всё на мази, но она – ни в какую. Нет, и всё! Я спросил, почему. А она ответила, что росла без отца, поэтому мама – для неё авторитет номер один. И якобы та ей запретила ездить домой к малознакомым мужчинам. Во как! И всё, давай до свидания! Уехала на такси. – Ваня сделал паузу и, посмеиваясь, мотнул головой. – Дерзкая, конечно, девчонка! – восторженно закончил он.
– Зацепила? – спросил я.
– О да! А какие у неё сиськи – дыни ташкентские! Между жопой и сиськами я всегда был на стороне сисек. Галя – идеал! Честное слово, Серёга! Идеал!
– Круто! – поздравил я начальника.
– А у тебя как прошло с Машей?
– Не так уж и плохо, – я ухмыльнулся. – Проснулись в одной кровати. Маша очень испугалась: боялась, что мы трахались. Пришлось её убеждать, что ничего не было и быть не могло, потому что она напилась до непотребного состояния. После этого Маша успокоилась, попросила таблетку от головы и стакан воды. Лицо у неё было похмельное, какое-то скукоженное и красноватое. Но после горячего душа она преобразилась. Честное слово, стала опять вишенкой. Лицо разгладилось, и на нём появилась та самая сексуальная кукольность, как у куклы Барби или Бритни Спирс…
– Хорош! Заканчивай эти свои писательские