И правда, в феврале друг за другом от него пришли еще два заказчика. Их Полина тоже отработала. И вот спустя три месяца, на прошлой неделе, он вдруг позвонил ей, сказал, что его ремонт наконец закончился, и приглашал к себе домой показать, как все получилось, готов был заехать за ней прямо сейчас, куда она скажет. Полина в это время была дома, они в очередной раз поругались с мужем, и, конечно, она не могла собраться и уйти из дома прямо сейчас. Андрей закатил бы скандал, скажи ему Полина, что сейчас за ней заедет заказчик. Он был болезненно ревнив. Вообще всякий раз, когда она приходила домой довольная больше, чем обычно, или чуть позже, чем обычно, или ее подвозил заказчик, Андрей разглядывал ее лицо в поисках чего-то подозрительного и устраивал допрос с пристрастием. Ему не нравилось, что Полина теперь общается с разными незнакомыми ему людьми, становится независимой, разъезжает на крутых машинах с богатыми заказчиками, даже если это поездка на объект в загородный дом, и, неважно – мужчина или женщина этот заказчик. Везде и во всем он видел угрозу, стал буквально параноиком. Ему не нравилось, что она стала одеваться лучше, делать маникюр чаще, в общем, следить за собой больше, чем раньше. Когда она сидела в офисе в бабском коллективе, ему было спокойно. Он заезжал за ней в 17.45, ни минутой позже, а если вдруг не получалось заехать, требовал потом отзвониться из дома. Уже третий год, как он уволился из банка, и теперь гонял дорогие машины на продажу. Занятие свое он, видимо, считал недостойным, хоть и прибыльным. И чем лучше шли дела у Полины, тем мрачнее становился Андрей.
В общем, Полина пообещала Максу перезвонить завтра и благополучно забыла. И сейчас, сидя на кухне, после этого сна она вдруг вспомнила, что совсем забыла об этом, и ей стало неловко. Муж проснулся, зашел в ванную. Блин, так не хотелось видеть мужа. «Если он будет приветливый как ни в чем не бывало, значит я тоже буду нормально разговаривать, а если нет, значит буду молчать. Да пофиг», – молчать Полине теперь нравилось, можно было спокойно погрузиться в свои мысли, думать об объектах. Муж мог не разговаривать по два-три дня. Раньше она страдала от этого, упрашивала, хотела скорее помириться, чтоб прервать это мучительно тягостное молчание. Теперь было по-другому, она могла спокойно молчать, разговаривать только с дочкой, будто мужа нет дома. И сегодня она тоже хотела, чтоб он замолчал на два-три дня. В период молчания у Полины как будто был иммунитет. Ей не нужно было докладывать мужу или объяснять, куда, с кем и зачем она поехала, а он из-за своего тупого упрямства не мог заставить себя заговорить первым. Андрей зашел на кухню, угрюмо глянул на нее и буркнул сквозь зубы:
– В десять поедем, будь готова.
Полина промолчала. Это его поведение означало, что Андрей не закончил. Еще один день в дурацком настроении.
Они молча доехали до строительного рынка, купили двухметровые бруски, замотали их старой простыней и теперь пытались затолкать в новенький дорогущий седан бизнес-класса. Бруски нужны были сегодня,