e>
О, времени земного встреча
С небесной вечностью! …Страшась,
Её зовем мы смертный час.
И каждый день – его предтеча.
Чего же больше в нём – прощанья? –
И не сдержать рыданья мне, –
Иль радостного ожиданья
За обещаньем в вышине?!
Но здесь и там, Творец, я буду
В любой из двух твоих отчизн,
Благодарить Тебя за чудо,
Которое Ты дал мне: Жизнь!
Лев Ионович Болеславский – уникальное явление не только в истории российской поэзии, но и в истории российской религиозно-философской мысли, в неразрывном, гармоничном и высоком единстве первого и второго. В России было немало одаренных поэтов и немало религиозных философов, а вот религиозно-философских поэтов, да еще и с ярко выраженной гражданской направленностью – знаем ли мы вообще таких? Вспомним то воинствующее атеистическое время, с лукавым ликом его помпезных и насквозь фальшивых псевдогуманистических лозунгов, в которое выпало жить Льву Болеславскому – и станет в довершающей полноте ясна его неоценимая подвижническая роль в российской культуре и духовности последнего полувека.
Главная человеческая и творческая миссия Льва Болеславского – поэт-проповедник, поэт-просветитель, поэт-миссионер. Опять-таки талантливых проповедников было немало, но очень немногим даёт Господь дар проповедовать Своё учение в поэтическом слове, в рифмах и ритмах высоких религиозных озарений.
Лев Болеславский обладал именно таким даром. Много лет ездил он по разным городам – большей частью по российской глубинке – с поэтическими выступлениями, написал около пятидесяти книг и неисчислимое множество искусствоведческих статей. Нёс людям человеческое тепло, родниковую свежесть высокой поэзии, веру, надежду и любовь.
В декабре 2013 года закончился земной путь поэта Льва Ионовича Болеславского – произошла «времени земного встреча с небесной вечностью» – как написал он сам. Упокой, Господи, душу его во Царствии Твоём! А нам Лев Болеславский оставил в утешение и назидание бесценный Дар – очищающее и возвышающее поэтическое слово, осенённое Божественной Благодатью.
В чем ни искал бы благодать,
Я вечных тайн коснусь опять:
В любви и теореме строгой
И в рифмах, льющихся в тетрадь,
И что б ни тщился разгадать,
Везде разгадываю Бога…
Стихи для Льва Болеславского были как молитва, это был ЕГО способ благодарить Господа за дар жизни, за всю щедрость Его, милость и всепрощение. Всю свою жизнь Лев Болеславский растил – совершенствовал – сам себя и свои стихи до молитвы:
Дорастите стихи до молитвы,
Чтобы строки и слёзы мои
Стали связью небес и земли,
А не связью словес для элиты.
Чтоб ответил мне свыше Отец,
И внимал я, раскрывши объятья,
И обрёл я себя, наконец,
Причащённый Его благодати.
Сам Лев Болеславский нередко повторял, что своим главным, программным произведением считает стихотворение-покаяние «Молитва» – наверное, потому, что именно в этом творении во всей проникновенной искренности выразилось его кредо – и как верующего человека, готового смиренно предстать пред Высшим Божественным Судом, и как поэта, осмелившегося обращаться к людям с поэтическим словом – «глаголом жечь сердца людей»:
Приближаюсь к последней черте,
Плачет сердце моё безутешное.
Вот он я, Иисусе Христе,
Сыне Божий, помилуй мя грешного!..
Чудо поэзии Льва Болеславского в том, что, молясь в стихах за спасение собственной души, взывая ко Всевышнему от своего имени, он дарит эту молитву и другим людям, другим сердцам, откликающимся на тот удивительный свет и редчайшую чистоту, которыми пронизаны все поэтические строки Льва Болеславского. Всю свою жизнь поэт получал письма благодарности от читателей. Многих его стихи обратили в Веру, вознесли к светлой вершине бытия, многих спасли от отчаяния. Это ли не высший смысл существования поэта и человека? При этом Лев Ионович был по-христиански скромен, его миновали гордыня и самолюбование. Болеславский не переставал повторять, что и в жизни, и в стихах – он лишь малая частичка Божественного Мироздания:
Я памятник себе не воздвигал.
Я недостоин. Да и не тщеславен.
Я не Гораций, да и не Державин.
Но вера и любовь – мой пьедестал.
Я сочинил от сердца много строк.
Не знаю, что сердца людей задело.
Но лучшее продиктовал мне Бог.
Я записал лишь на бумаге белой.
Забудут обо мне наверняка.
Но если в души западёт немного
Моих стихов иль хоть