но вдруг поняла, что не может пошевелиться.
– Ну куда же ты? – поинтересовался незнакомец. Подался вперед – Лена не видела его лица, чувствовала лишь прохладный запах геля после бритья. В “Десяточке” такого не было. – Не спеши, мушка.
Автобус ехал по дороге – за стеклом мелькали поля и перелески, и Лена падала в глубину страшного сна, не в силах проснуться и освободиться.
– Неужели ты до сих пор не поняла? – судя по голосу, незнакомец улыбался. Он был очень доволен. Почему-то никто из пассажиров не обращал на него внимания, словно его и не было. Никто не повернул головы, не сказал ни слова. – Вы все уйдете только тогда, когда я разрешу. Вы и дышать-то можете только с моего позволения.
Лена вдруг поняла, что уже не сидит в автобусе – автобус ехал дальше, а она стояла на дороге, и мир вокруг был таким же, каким она видела его, сидя в паутинном коконе в “Десяточке”: тоскливым, присыпанным пылью.
– Ты пока побудешь здесь, – приказал незнакомец. – Гуляй, чувствуй себя, как дома. Навь и есть наш общий дом. И никого не бойся, я приказал не обижать тебя.
Вязкая покорность соскользнула с нее – Лена обернулась, чтобы посмотреть на своего похитителя, и увидела антрацитовую тьму, трещину, которая разрывала мир от земли до неба. В ней что-то двигалось и шевелилось, стучали бесчисленные клювы, хлопали крылья.
– И не ходи к болотам. Там есть один… как сто лет назад затянуло, так до сих пор зовет на помощь. Так и будешь с ним аукать. Хочешь? – проклацала тьма и уставилась на Лену сотней звездных глаз.
В ней сгустился такой страх, что Лена потеряла сознание и рухнула на дорогу, успев подумать, что Павел Завьялов спас ее, а она его и не поблагодарила нормально.
Тьма негромко рассмеялась, словно девушка, лежащая в пыли, была чем-то очень забавным. Кивнула кому-то в стороне, и к ней заструилась еще одна тень – маленькая, покорная.
– Присмотри тут за ней, – распорядилась тьма. – У меня очень много дел.
***
Утром Павел проснулся от того, что кошка мягко спрыгнула с подоконника и прошла по комнате.
Он сел, сонно щурясь по сторонам. Никакой кошки в доме раньше не было – вернее, конечно, какие-то мурки и барсики приходили в садик, гуляли по огороду, шли на руки, подставляя голову под поглаживание, но Павел не помнил, чтобы хоть какой-нибудь кошке разрешалось войти в дом.
Бабушка ничего об этом не говорила, а он и не спрашивал. Даже, кажется, не удивлялся, что в деревенском доме без кошки нет мышей.
Это и правда была кошка: темно-серая, крупная, с треугольными ушами, прижатыми к большой голове. Весело сверкнули зеленоватые глаза, кошка муркнула, запрыгнула на письменный стол, и Павел удивленно понял, что это никакая не кошка, а круглолицый человечек, заросший шерстью.
– Афанасьев? – негромко поинтересовался человечек. Выглядел он так, словно готов был сбежать в любой момент.
– Афанасьев, – согласился Павел.
Вчерашний день навалился на него, смял воспоминаниями. Он приехал в поселок Первомайский,