и не смей никуда выходить, ясно? Я не желаю, чтобы ты бродила голышом по всему дому и надоедала гостям. Если я увижу тебя на лестнице, Габриэлла, или еще где-нибудь в доме, ты об этом очень пожалеешь. Посмей только снова изображать из себя маленькую сиротку!.. Заруби себе на носу: ты никому здесь не нужна, и никто не хочет тебя видеть. Твое место в детской и только в детской. Ты поняла?
Ответа не было. Габриэлла беззвучно плакала от боли. Она не могла произнести ни слова.
– Ты поняла?! – снова спросила Элоиза, на полтона повышая голос.
– П-поняла, мамочка, – прошептала Габриэлла, испугавшись, что Элоиза может пнуть ее ногой. Она частенько поступала таким образом, когда ей казалось, что до Габриэллы слишком долго доходит.
– Перестань ныть! – рявкнула Элоиза. – Ступай в постель.
С этими словами она с грохотом захлопнула дверь и ушла. Спеша по коридору к лестнице, Элоиза все еще хмурилась, но, прежде чем она спустилась вниз, ее лицо претерпело разительные изменения. Элоиза как будто выбросила из головы инцидент с дочерью; во всяком случае, когда она шагнула в холл, где стояли трое собравшихся уходить гостей, на лице ее играла самая любезная улыбка.
Проводив их, Элоиза как ни в чем не бывало вернулась в гостиную. Она снова шутила, танцевала и болтала с гостями, словно на свете никогда не существовало никакой Габриэллы. Для Элоизы это действительно было так. Дочь не значила для нее ровным счетом ничего – она вспоминала о ней только тогда, когда девочка попадалась ей на глаза.
Примерно часа через полтора засобирались домой и супруги Маркс. Прощаясь с Элоизой, Марианна попросила ее передать привет «маленькой Габриэлле».
– Я обещала перед уходом ненадолго подняться к ней в детскую, – сказала она с искренним сожалением. – Но сейчас девочка, наверное, спит…
По лицу Элоизы пробежала какая-то тень.
– Хотелось бы надеяться, – проговорила она неожиданно суровым тоном. – А разве ты сегодня с ней виделась?
– Да, – кивнула Марианна. Она совершенно забыла о словах Габриэллы насчет того, что ей не разрешают выходить к гостям. Впрочем, Марианна с самого начала не придала этому большого значения – она и представить себе не могла, чем это грозит девочке. Кто, в самом деле, мог всерьез рассердиться на такого ангелочка?
Увы, Марианна плохо знала Элоизу, которую считала своей близкой подругой.
– Как я тебе завидую, дорогая!.. – вздохнула она печально. – Габриэлла – прелестный ребенок. Когда мы приехали, она сидела на верхней ступеньке лестницы и смотрела вниз. Я поднялась к ней, и мы немножечко поболтали. Знаешь, эта розовая рубашечка ей очень к лицу…
– Мне очень жаль, Марианна, – с трудом сдерживая раздражение, проговорила Элоиза. – Ей не следовало выходить из комнаты. Я не хочу, чтобы ребенок надоедал гостям.
И она посмотрела на Марианну, словно извиняясь перед гостьей за наверняка сказанную маленькой мерзавкой дерзость или какой-то иной непростительный промах. И с ее точки