мне слово в слово!
И она снова с силой тряхнула Габриэллу, у девочки лязгнули зубы.
– Он… ничего… не говорил. – Новая страшная мысль поразила ее. – Папа? Что с папой?!
У нее просто не укладывалось в голове, что с папой могло случиться что-то плохое. Быть может, он… Но, прежде чем она успела представить себе, как папа бросается со скалы в пропасть (так поступил герой одного ее волшебного рассказа, когда злые великаны отняли у него единственную дочь), Элоиза выпалила:
– Он ушел, и ты об этом знала! И в этом виновата только ты, ты, ты!.. Ты доставляла нам столько хлопот, что он не выдержал и сбежал. Ты небось думала, что он любит тебя, правда? Так вот, ему на тебя наплевать! Он бросил тебя точно так же, как и меня. Так и запомни, маленькая дрянь, это ты во всем виновата! Ты одна! Он ушел, потому что ненавидел тебя! Он ушел из-за тебя, гадина, и теперь тебя некому будет защищать. Вот тебе, вот, вот, вот!..
И она ринулась на Габриэллу, выкрикивая проклятья и осыпая ее хлесткими ударами.
Только тут девочка начала понимать, что случилось. Папа ушел от них. Вот зачем он заходил к ней вчера вечером – он хотел попрощаться. Теперь он был где-то далеко, а это значило, что у нее в жизни осталось только одно: непрекращающиеся, жестокие побои и боль. Папа велел ей быть храброй, быть сильной… Эти его слова были единственным, на что Габриэлла могла опереться, но кулаки матери опускались на ее голову, на незажившие ребра с такой силой, что она не сдержалась и заплакала еще горше. Она просто не знала, как она сможет пережить этот нескончаемый кошмар. Неужели папа ненавидел ее? Габриэлла была уверена, что это неправда, но теперь она заколебалась. Джон никогда не защищал ее, никогда ничем не помог, и вот теперь он и вовсе бросил ее, хотя не мог не знать, что мама постарается сорвать все зло на ней. И от этой неуверенности Габриэлле стало так горько, что она даже забыла о боли.
Потом боль вернулась, но это была уже боль души, от которой ее не могли избавить ни в одной больнице.
Глава 5
Следующий год жизни Габриэллы был окутан мраком, в котором воздвигались и таяли неясные, расплывчатые фигуры. Злые горбатые тени подкрадывались сзади, преследовали ее днем и ночью и, визгливо крича, наносили ей удары и снова отступали в темноту. Вездесущий страх лип к коже, тек по спине холодным потом, отзывался острой болью в каждой клеточке ее избитого, худенького тела. И не было в этом мраке ни одного просвета, ни одного светлого пятна, на которое она могла взирать с надеждой.
Отец ее исчез и не подавал о себе вестей. Можно было подумать, что у Габриэллы никогда не было папы. Джон не звонил, не писал, не приезжал, чтобы навестить ее; он не сделал ни одной попытки объяснить, почему все случилось именно так.
Впрочем, день, когда Элоиза получила первое уведомление от его адвоката, запомнился Габриэлле надолго. Мать была в такой ярости, что сначала зверски избила ее, а напоследок столкнула с лестницы. «Надеюсь, ты сломаешь себе шею», – сказала она при этом. К счастью, Габриэлла даже не очень ушиблась,