что несравненно молод,
А душа – дороже злата стоит.
Часть вторая
Когда-то, задолго до моего рождения, мой прадед принёс домой молодой отросток дерева. Поначалу даже не понятно, какого, но посадил его в большой комнате, у окна. За тем окном менялись времена года, а в доме проходило множество жизней. Деревце видело немало уходов в Вечность, перестановок в доме, ощущая на себе всю боль и усталость домочадцев, что было заметно по желтеющим листьям, ещё только появившимся на свет. Но когда в семье царили мир и покой, даже слышалась тихая мелодия тонкой души и голоса. Шёпот его сердца, наверно?
Двадцатый век, как начался, так и закончился, уступив место двадцать первому и всем его жителям, появившимся на свет, включая и меня. К тому времени деревце заметно подросло и уже занимало весь отведённый для него угол. Было видно, что его зовут клён. Он раскинул ветви, будто бы протягивал руки, направо и налево, всем и каждому. А дом, в котором ему когда-то дали жизнь, по-прежнему стоит. Сменили лишь цвет фасада и произвели некоторые отделки его помещений. Прежних жителей почти не осталось. А мои родители, когда переезжали, оставили в этом доме всё, включая и постояльца, но взяли с меня слово, что я буду за ним ухаживать. Конечно, этому я не возражала! Ещё бы, столько лет, столько зим и всё моё детство!
Не каждый дом тепло в себе хранит,
Бывает, и семью не сохраняет.
Здесь не со всяким можно говорить,
Но и без слов, бывает, понимает.
Всему вина – отсутствие души,
Нет бесед вечерних задушевных.
Что не продаётся за гроши,
Так в стоимость не входит дел земельных…
Едва закрылась за ними дверь, я заметила, как ветви клёна зашевелились, расправились, и послышался шёпот, будто каждый листочек что-то говорил и притягивал к себе моё внимание. Ветерок, что шнырял по улице, проскользнул в форточку и раскрыл её, а ветки потянусь ко мне.
– Не бойся, я тебя не брошу и не обижу! – сказала я и коснулась губами листочков. – Ты же помнишь всех, кто тут жил, расскажи мне. У нас ведь целая жизнь впереди!
Клён послушно кивнул и, проведя веткой по стене, образовал лёгкую туманность, из которой начали появляться образы людей: мужские и женские, каких-то ребятишек, кто бывал или жил в этом доме. Здесь и мои родители, ещё молодые, потом появилась я. Сейчас мне столько же, сколько было моей маме, когда она вышла замуж за папу. Всё пролетало и исчезало, но только представьте, скольких пережило это, теперь уже моё деревце? Удивительно! Вот, только никто и никогда даже и не думал высадить его на улицу или кому-нибудь в сад, тем более, спилить и выбросить.
По поведению клёна было заметно, какие люди ему нравились, а каких он старался выпроводить, хлестнув вдогонку по спине или лицу. Но больше всего у него хорошо получалось бить по губам всем сплетникам и завистникам.
Так все злые языки огребали не по-детски и больше не появлялись в нашем доме. Теперь понятно, почему ни дед, ни мои родители не заводили животных. Клён у них был и за собаку, что заступится за хозяина, и за кошку, которая нутром чуяла, на сколько человек