спрятанное в старенькую рамочку, стояло на моей прикроватной тумбе. С него на меня смотрели родные глаза, казалось, мои собственные.
– Да, – я грустно улыбнулся, – ты права.
Её голос действовал на меня как-то очень необычно: мне казалось, что, разговаривая с Линой, я чувствовал себя защищённым – защищённым в моральном плане. Я знал, что не услышу в свой адрес неприятных слов, знал, что она не будет меня осуждать за то, что я не принадлежу к той же социальной категории, что и она, знал, что Лине совершенно не интересно, что думают обо мне другие люди – она предпочитала изучать личности самостоятельно, не обращая внимания на чужое мнение.
Я лыбился, как идиот, не переставая слушать её голос. Он был мне приятен, признаюсь, чертовски приятен! Наверное, именно так звучал и мой внутренний голос: он так же отзывался, так же успокаивающе действовал, позволяя мне хоть на мгновенье забыть о привычных проблемах.
Я был полностью расслаблен, чувствовал себя очень спокойно ровно до тех пор, пока не услышал внизу скрип входной двери. Этот звук заставил меня резко перемениться в лице. Отец явился. Мне пришлось прервать разговор с Линой, неуверенно сославшись на то, что у меня завтра дела с утра пораньше. Но, кажется, она не заметила подвоха. Я положил телефон на тумбочку и, схватив футболку со спинки стула, вышел из комнаты.
Я спускался медленно, стараясь не создавать лишнего шума, несмотря на то, что посторонние звуки заполонили собой весь первый этаж. Кряхтение, непонятные бормотания, глухие звуки, будто что-то легко ударялось о стену. Нетрудно было догадаться, что творилось в коридоре, как и то, чем мой выход из комнаты может закончиться.
Я осторожно высунул голову, и в мой нос резко ударил запах сильного перегара. Даже поморщился от неприязни, несмотря на то, что этот «аромат» давно стал практически неотъемлемой частью нашего дома. Казалось, стены давно пропитались им, пол и потолок тоже, а ежедневное проветривание стало тому доказательством – всё было тщетно, ничто не могло избавить когда-то чистый и приятный дом от этого ужаса.
Как я и думал, отец еле стоял на ногах, его шатало из стороны в сторону. Он стоял ко мне спиной, прикладывая огромные усердия, чтобы снять непослушную ветровку. Несколько раз чуть не упал, но смог удержаться. Для меня это была совершенно привычная картина – ничего нового.
Отец, бормоча что-то себе под нос, неуклюже повернулся, бросив верхнюю одежду на пол, и уставился на меня затуманенным взглядом.
– О, сын! – он расплылся в неприятной улыбке. – А ты чего не спишь? Тебе же завтра в школу рано вставать.
– Завтра воскресенье, – недовольно произнёс я. – Вернее, уже сегодня.
– Да? – он непонимающе уставился куда-то на стену.
Я вспомнил, что ещё вчера там висели часы, но утром они просто взяли и упали. Стекло разлетелось по всему коридору, пришлось тщательно пройтись веником и пылесосом по всем углам небольшого помещения.
Отец перевёл пьяный взгляд на меня и осмотрел сверху