ей понравилось.
– Я… – Сигизмундус почувствовал, что краснеет. – Я не в том смысле, чтобы… мы в том смысле недостаточно хорошо друг с другом знакомы… но если сердце… то прилечь надо бы… отдохнуть…
Вот что значит человек ученый, вежливый, небось не только с упырями обходительный. Под локоток поддерживает, в глаза глядит, словеса красивые лепечет. И к двери подталкивает, в вагон, значится.
В вагон Нюсе возвращаться не хотелось.
Во-первых, в вагоне народу прорва, пусть и ночь глухая на дворе, но, как знать, все ли спят. А ежели и спят, то проснутся… и ладно бы просто какие людишки, так ведь и сваха может. Она же Нюсе еще тем разом внушение делала, говорила долго, нудно про честь девичью и обязательства.
Во-вторых, Нюся не какая-нибудь там бестолковая девка, которую забалакать можно. С мужиками, маменька говаривала, ухо востро держать надобно. Вот они тебе про любови сказки поют, а вот уже и сгинули. Нет уж, Нюся своего счастия не упустит, хоть бы оное счастие и глядело на нее поверх очочков с неизъяснимою печалью во взоре.
– Та не, – отмахнулася она и нехотя отступила.
Нечего мужика баловать. Пущай смотрит. А как наглядится, всецело осознает, сколь хороша Нюся – а в платье этом, с голыми плечами, с мушкою на грудях, она сама себе чудо до чего раскрасивою представлялась, – тогда, глядишь, и заговорит серьезно.
– Здоровая я… – Она шаль еще приспустила.
От погляду ущербу, чай, немашечки… эх, а глядишь, когда б хватило Нюсе окаянства платьице сие надеть да пройтися по селу гоголихою, тогда, может, и ехать никудашечки не надо было б. А что, небось свои-то деревенские хлопцы этакой красоты отродясь не видывали, разве что на городских барышнях, а на тех-то не поглазеешь… да и чего глазеть?
Нюся сама видала. Городские тощие все, заморенные.
Небось толку от такой жены… ни корову не подоит, ни свиньям не замешает…
– Бывало, с папенькой на сенокос пойдем, так он за день умается, а я – ничего. Взопрею маленько, да и только-то… а вам случалося сено косить?
– Нет, – признался Сигизмундус, которому наконец дозволено было вздохнуть полной грудью.
– Я и вижу… вы – человек иной, образованный…
– Зачем вы с нею едете?
Сигизмундус не находил в себе сил отвести взгляда от монументальной Нюсиной груди, которая при каждом вдохе вздымалась, тесня клетку из дешевого атласа и кружева.
– С кем?
– С панной Зузинской. – Потеснить Сигизмундуса, очарованного подобным дивным видением, оказалось непросто. – Вы… девушка… весомых достоинств…
– Семь пудочков, – скромно потупилась Нюся.
– Вот! Целых семь пудочков одних достоинств… – Сие прозвучало донельзя искренне, поелику сам Сигизмундус в это верил. – И едете куда-то…
– В Понятушки…
– В Понятушки. – Говорить было нелегко, мешал Сигизмундус со своею разгорающейся влюбленностью,