дений Моцарта и Бетховена, при этом написанную нейросетью.
– Браво! Браво! Браво! – публика рукоплескала, ведь исполненная оркестром композиция любой своей нотой заставила чуть ли не биться в экстазе каждую клеточку тела у всякого, кто сидел в зале. Сравнимая с настоящей бурей, музыка вызывала практически всю возможную гамму чувств и эмоций, что есть в человеке – от неописуемого страха до полного восторга, вызывавшего слёзы. Не ощущали слушавшие только гнева – такая прекрасная мелодия с её ритмикой и тональностью просто не могла его вызвать.
Ещё сильнее и оглушительнее раздались овации, когда на сцену вышел один из виновников торжества собственной персоной.
– Это они? Это Алекс Уэст и Роберт Дитрих – создатели «Шарманки»? – спросил своего соседа один из зрителей, старавшийся как можно сильнее вытянуться, чтобы лучше рассмотреть словно солнце засиявших на сцене виновников торжества.
– Собственной персоной!
Первый – Алекс Уэст. Он буквально не мог сдержать эмоций, наблюдая восторженную реакцию публики. Люди ни на секунду не останавливаясь, не затихая, продолжали неистово хлопать в ладоши и кричать слова благодарности тому, кто только что потряс их результатом работы своей нейросети, ибо она, сгенерировав очередную симфонию, буквально потрясла их глубиной и очарованием, чувственностью, пробиравшей до мурашек, а также оригинальностью и новаторством сочинённой мелодии.
Второй же Роберт Дитрих – он хоть махал и улыбался, но делал это через силу. Постольку поскольку надо по контракту или по любым другим обязательствам. Старался выглядеть весёлым и беззаботным, якобытакже обрадовался результатом своей работы. Но только самый внимательный и чуткий мог разглядеть в его глазах страх. Непреодолимый, какой совершенно невозможно было унять. Он до того испуганными глазами смотрел на толпу, что еле мог изображать радость от получившегося у них с Уэстом результата, буквально вопрошая к публике: «Чему вы аплодируете, глупцы?!». Только один раз он дал волю своим чувствам и с непониманием помотал головой. Но к его счастью выглядело это так, будто бы он до сих пор не мог поверить в успех мероприятия. Потому вопросов к нему не возникло.
А вот когда он, не дожидаясь окончания овации, покинул сцену и как можно скорее направился к себе в кабинет, то уже это как раз и показалось Уэсту подозрительным.
– Роб, ты куда? – недоумевая, крикнул он этот вопрос в спину уходящему Дитриху, но так и не дождался ответа. Вместо этого просто продолжил улыбаться публике в надежде не потерять её внимание от того фурора, что произвела сегодня его «Шарманка».
Роберт поспешил пройти через весь зал, а после вышел в коридоры для персонала. Проходя по ним, он натолкнулся на музыкантов оркестра, исполнивших симфонию, написанную нейросетью.
– Браво, Роб!
– Это было просто чудесно!
– Вы с Уэстом отлично постарались!
В надежде, что от него быстро отстанут, Дитрих решил выдавить из себя пару приятных слов для формальности.
– Спасибо! Спасибо вам, коллеги! Я тронут вашими комплиментами до глубины души! Хочу выразить ответную благодарность и вам за такое волшебное исполнение! Никто не смог бы лучше вас сыграть это. Поздравляю, друзья!
Музыканты дружно воскликнули: «Ура!» – уже были готовы поднять Дитриха на руки, но тот выставил ладони перед собой, желая, чтобы его как можно скорее оставили в покое. Музыканты не послушали, и самые рукастые вознесли своего коллегу над своими головами как можно выше. Так на руках его и донесли до рабочего кабинета, отпустив уже только у самого входа.
Оказавшись там, Дитрих быстро зашёл внутрь, громко захлопнул дверь, устало вздохнул и раздражённо фыркнул:
– Господи, как же я устал! Ну вот зачем всё это таскание на ру…
– Потому что вы с Уэстом сотворили невозможное?
Роберт испуганно посмотрел в сторону своего рабочего стола и увидел сидящую за ним тощую, неказистую женщину, средних лет. У неё не было макияжа, на голове блестели сальные, немытые волосы,одета была в серую и неприглядную водолазку с юбкой до пола. Судя по внешнему виду, это должна была быть какая-то серая мышка из работников консерватории. Но Дитрих знал каждого, кто здесь работал, поимённо. А вот её видел впервые. Ну и кто же она такая?
– Кто вы?! – спросил встревоженный Роберт.
– Я журналистка, я работаю в…
Дитрих был изрядно и при этом довольно сильно неприятно удивлён подобным нежданным сюрпризом в своём рабочем кабинете. И более его разозлило даже не то, что кто-то проник в его вотчину без согласия владельца, а скорее что это была именно что незнакомка. Ещё и журналистка! И нет, не то, чтобы Роб был женоненавистником. Просто не умел с женщинами общаться, и ещё больше боялся, что его обвинят в домогательствах. Или ещё хуже – в изнасиловании. Потому лишний раз старался с женским полом не сталкиваться. Окружающим же говорил, что просто блюститель своего целомудрия, полностью отдаётся работе, предпочитая в тайне развлекаться в публичных домах (проститутка в сексе и общении не откажет, даже если человек ей неприятен), нежели выстраивать