вообще вогнал моих спутников в ступор, включая Ванятку. Истерзанная Версальским договором, ограбленная империалистами страна, где трудовой народ продолжают насиловать внутренние капиталисты, поразила чистотой, порядком, изобилием машин и товаров в витринах. У вокзала, не в центре!
Признаюсь, и я смотрел на европейские столицы обалдевшим взглядом. Когда мои легионеры гоняли аборигенов вдоль Иордана, здесь шумели дубравы. А Иерусалим библейских времён меньше Бобруйска.
Между тем комиссар не смог билеты купить. Не предусматривалась пересадка в Берлине, а польские злотые в кассе не нужны. Рейхсмарок кот наплакал. Я не выдержал. Даже в древнем Иерусалиме были обменники, столы менял находились прямо в иудейском Храме. Поделился нетленной идеей с нашим главным партайгеноссе, он зыркнул с неприкрытой злобой. Очевидно, ещё в Союзе предупреждён – в группе едет неприятный умник, возомнивший о себе невесть что.
Других идей не появилось, за неимением лучшего вождь воспринял мою. В общем, в отделении Дойчбанка злотые ему поменяли, но курс процентов на двадцать хуже, чем в Варшаве. Странно, конечно, почему поляки свою деньгу больше ценят, нежели гансы. Когда марок не хватило, пунцовый цвет комиссарской морды превратился в сиреневый.
– В Берлине должно быть советское посольство. Обратимся?
Будь у парня «наган», наверняка бы в меня выстрелил.
– Долбаный придурок! Всех умнее? Наша поездка – секретная! Запрещено обращаться! Теперь хоть пешком в Париж!
Когда шестеро субъектов в одинаковых коричневых хламидах носятся у вокзала, орут благим матом и просто матом, это и есть нормальное тайное перемещение советских торговых представителей? А может, так и должно быть. Я не видел других советикусов за рубежом. Проще вопить, нежели в Варшаве включить голову, сразу оплатив дорогу до Берлина и после пересадки до Парижа.
Комиссар принял гениальное решение – успокоиться. Лётчики облюбовали уголок, извлекли заначки из чемодана. Он превратился в стол, на нём порезали останки закуси. Мне отлегло от души. Сейчас их повяжут полицаи, увидят русские паспорта, дёрнут кого-то из консульства… Отгребать всё равно политруку.
Неожиданно для себя самого, я тронул его за плечо.
– Какие у нас ещё деньги есть, кроме советских?
Оказалось – франки. Я узнал цену самых дешёвых билетов в der Bahnhof Kasse, снова сгонял в банк. Теперь хватило. Но до запорижья придётся не жрать. Зато варшавского мороженного отведали!
Французский коммунист, встретивший нас на авто, живо защебетал, как он радуется приезду. Спросил, кто пресипаль, то есть главный. Я сделал вид, что с трудом догадался, пихнул политрука и кивнул на него – мон женераль. Француз счёл за честь – к нему послали такой высокий чин, почтительно поклонился и вручил записку с адресом, а также карту с указанием маршрута. Голодный политработник удалился, но перед этим попрощался с нами. Даже руку пожал.
– Не держи зла, Иван, что наорал на тебя. Нервы, понимаешь…