а вечером, на приеме по случаю свадьбы, – лиловое платье с очень глубоким декольте и длинные перчатки.
Мы скоро переезжаем – собираемся покупать дом в предместье Парижа или квартиру в самом городе, еще не решили. Так что адрес я напишу позднее.
Леночка шлет привет, у нее все прекрасно.
Целую, Марина».
– Это все? – Рита недоуменно вертела в руках листок. – Что это за ерунда?
– Как видишь, – процедил сквозь зубы Сережка, – вот такое письмецо.
– Когда она его отправила? – Рита схватилась за конверт.
На штемпеле дата: седьмое апреля этого года. Значит, месяц назад письмо было отправлено из Парижа.
– А получил ты его когда?
– В середине апреля, – угрюмо сообщил Сережка.
«Тете Любе было совсем плохо, – вспомнила Рита, – она все равно уже ничего не понимала».
– Обо мне ни строчки, – продолжал Сережка, – пишет «мои дорогие», а кто это?
– О матери ни слова… – пробормотала Рита. – Послушай, тебе обидно, что она с совершеннолетием не поздравила, но, может быть, скоро отдельное письмо придет…
– Придет! Еще через год! – закричал Сергей. – За десять месяцев всего два письма и было! Ах, все прекрасно! Собралась вдруг замуж за какого-то хмыря, которого она и в глаза никогда не видела, а меня она спросила? Я, между прочим, сын родной, и мне ее замужества ой как надоели! И не успокаивай меня, я знаю, что она забыла про день рождения!
– Но как же она могла забыть?
– А как она могла бабушке не написать ни строчки?
Рита промолчала. Сережка вдруг подошел к ней и сел рядом на диван.
– Послушай, Ритка, ну их всех к черту, а? Давай вдвоем жить, переезжай сюда насовсем! Места много, на работу устроишься… Я тоже что-нибудь найду, чтобы подработать. Я ведь у папаши этого деньги брал только потому, что он обязан меня до восемнадцати лет содержать. А одолжений мне от него не надо. Он еще будет условия ставить: сдай хвосты, тогда получишь деньги! Да пошли они все, мы сами проживем! Раз уж мы вдвоем остались…
– А Лялька? Как там Лялька? Почему мать про нее ничего не пишет? – вздохнула Рита.
– Вот же пишет: у Леночки все в порядке.
– Какой еще Леночки? Никогда мы так ее не называли, Лялька и все.
– У нее там, во Франции, уже совершенно ум за разум зашел, небось и по-русски разговаривать разучилась.
– Ну, не знаю. – Рита еще раз перечитала письмо.
Конечно, Маринка всегда была взбалмошной и жила не по уму, как говорила тетя Люба, но не до такой же степени! Пишет про тряпки, про кольцо, а про ребенка ни слова. Нет, чтобы подробно рассказать – какой муж, где живет, чем занимается, как к Ляльке относится. Уж если все так хорошо, как она пишет, то почему бы не похвастаться, расписать все подробно? И в конце концов, для сына родного можно и ласковое слово найти. И матери написать, рука не отвалится, тем более что не рука, а компьютер. Хотя матери-то нет больше, а Маринка и не знает про это.
Адрес так и не прислала. Может, муж боится, что куча родственников