самых неожиданных местах,
мужики будут смотреть и радоваться,
будто ночью ты не только меня целовала,
но и каждого из них.
Если я с тобой не дай бог разведусь,
я на себе тут же сразу женюсь,
буду сидеть рядом с собой,
как сидят обычно с женой,
буду рассказывать мне о себе,
о том, как я счастлив в новой семье.
Какое чудесное времяпровождение —
считать волосы
на голове любимой
и знать, помнить всю жизнь,
сколько их насчитывается,
быть единственным на свете мужчиной,
кто не поленился это сделать.
«Теперь…»
Теперь,
когда я выпиваю пятьдесят грамм
раз в три месяца,
когда не осталось в живых почти никого
из моих собутыльников,
лежу – трезвый, скучный на своей кушетке,
вспоминаю – где, когда, с кем,
против кого, за что выпивали,
с какой радостью,
с каким вдохновением,
с каким остервенением!
Как нам нравилось это делать!
Как мы ненавидели цензуру, начальство!
Как мы обожали друг друга!
Фу, черт – отворачиваюсь к стенке,
чтоб от умиления не зарыдать, —
у меня в памяти
умершие помнят себя живыми.
Предназначение скуки
Вял мой мозг, вялостью дышит душа,
все неинтересно,
все уже было/перебыло,
ничего не задевает, не напрягает.
Но я знаю,
душа нуждается в томлении скукой,
в полной неподвижности любопытства,
в необратимой бессмысленности любых усилий,
и так опускаясь, опускаясь все ниже, ниже,
на самое дно ничтожности,
расположившись там, как дома,
скинув с себя все одежки,
голая душа
(вы можете себе представить свою душу голой?),
моя голая душа, усмехнувшись самой себе,
одухотворенная, полная вдохновенных сил,
неизвестно, непонятно откуда мгновенно взявшихся,
вдруг взлетает и начинает творить бог знает что —
в том числе вот это стихотворение,
которым – не знаю, как вы – автор вполне доволен.
О, великое предназначение скуки!
«Быть может…»
Быть может,
когда люди будут жить
лет двести,
они испытать успеют
некий первозданный опыт,
нечто такое, что приведет
к невероятным переменам
в предначертаниях судьбы.
Я ощущаю эту нехватку
непрерывной длительности жизни,
чтоб опознать умом и сердцем
недостающий узел смысла,
без которого мы топчемся в трясине
неполноты бытия.
«Хочу побаловать свое воображение…»
Хочу побаловать свое воображение
напоследок,
даю ему полную свободу —
пусть накуролесит,
напророчит